Сын человеческий. Об отце Александре Мене

Потом, когда он говорил, что Христос после воскресения являлся ученикам так, что можно заметить путаницу со временем, а значит, скорее всего, он был свободен не только от пространства, но и от временных ограничений и мог теперь двигаться во времени и вперед, и назад, думаю, что тогда он говорил о том же, о некоторой вневременной власти, о некотором качестве, позволяющем выйти из наших границ – как же это всех помнить отдельно и за всех молиться отдельно? – и осуществлять некоторые чудесные вещи, сила для свершения которых дается как прилагаемая к любви.

Я убежден, что и сейчас «мы все у него там», в его великом сердце, которое не прекращало молиться никогда. Вы спросите, что это значит? Для многих – продолжение жизни там, где она уже невозможна, для других – выход из отчаяния, для третьих – неожиданную поддержку, когда ее ждать неоткуда, а для четвертых – пустыню одиночества, которую все равно проходишь шаг за шагом вместо того, чтобы давно остановиться.

* * *

Кафка отрицал реалистичность фотографии, ее возможность воссоздавать реальность. Он настаивал на том, что фотография обманчива и иллюзорна. Несмотря на то, что от отца Александра осталось довольно много фотографий, я все же хочу сказать несколько слов о его внешности.

Несмотря на то, что в первый раз, когда я его увидел, он показался мне похожим на приземистого плотного купца, впечатление это оказалось постоянно меняющимся. В тот же день видеоряд откорректировался и навелся на резкость. Он состоял не только из «себя самого», но и из вещей, на первый взгляд трудноуловимых и все же ясно чувствующихся, – из открытости, свечения, внимания к собеседнику, причем такого свойства, что тот ощущал себя главным и любимым, а каждое свое слово – идущим к пониманию, из того, основного, что мы ищем в друге, жене, возлюбленной: из разделенного присутствия. Мне все яснее с каждым годом, насколько люди отсутствуют во время общения. Собственно, общаясь, они делают совсем другие вещи, они не находятся в месте общения – они находятся в своих мыслях, заботах, внимание их расположено где-то в стороне, и собеседник это ясно чувствует. Но поскольку у него происходит чаще всего то же самое с вниманием и сосредоточением, то оба к этому привыкли – привыкли к имитации общения. В момент такого общения их обоих в нем нет. Присутствует некоторая моторная память, удерживающая СЛЕД общения, СЛЕД звука, СЛЕД жеста. Мы имеем дело со следами друг друга, с редукцией, измельченным остатком, призраком, а не с самим человеком. Собственно – с уже памятью о нем, с тем, что не он сам . Такое все чаще происходит между самыми близкими людьми. Внимание обостряется злом или любовью. Но зло все равно не дает видеть человека, на то гнев и слепой – «зряча только любовь».

О. А. в общении возвращал собеседнику себя, потому что он весь был здесь и сейчас. И поневоле в это ПРИСУТСТВИЕ втягивался и ты сам. Присутствие праведника исцеляет. Хотя бы ненадолго.

Были в нем черты метеорита, иноземного происхождения, инопланетной (ПОСКОЛЬКУ ЗДЕСЬ ТАК НЕ БЫВАЕТ) и все же единственно близкой по-настоящему радости, глубины, открытости. Чувствовались небывалые пространства, сквозь которые пролетел метеор, его размах, иная скорость и иные возможности. Внутренняя обугленность и внешний свет.

Вот эти-то вещи и лишали его веса, вытягивали в высоту, струились бесцветным пламенем вдоль всей его фигуры.

Он весь – жил.