Сын человеческий. Об отце Александре Мене

До стройки – рабочим в магазине – жизнь долго казалась карнавалом и приключением, пока краски не стали выцветать. Я тогда много пил и пробовал наркотики. Без вина я не представлял своей жизни. Мы собирались или у Игоря Семенова – художника и музыканта, либо у Саши Зуева – потрясающего живописца, выставка картин которого недавно прошла в Москве посмертно, и пили, рассуждая о мировых проблемах и некоторых особенностях искусства. Такой образ жизни плавно переместил меня в пространство депрессии, которая едва-едва не переместила меня в еще более отдаленное пространство.

О. А. знал об этой проблеме и отнесся к ней очень серьезно и тактично. Когда я соприкоснулся с жизнью Духа, привязанность к алкоголю стала уходить. В те годы, когда я приезжал в Семхоз, мне удавалось воздерживаться от прежнего образа жизни, и конечно же, не своими силами. Вместо радости общения за бутылкой пришла иная радость и иная сила и заполнила внутреннее пространство. Я тогда решил, что все в порядке, и очень удивлялся, когда о. А. переспрашивал меня – как у вас дела с выпивкой? После его смерти «дела с выпивкой» вышли на первый план, и именно тогда до меня стало доходить, что я держался более или менее в хорошем состоянии в основном на силе чужой благодати. Я сейчас пишу так открыто не в силу самолюбования или ухода от сдержанного тона повествования, я сознаю, что в ряде мест ухожу от «хорошего вкуса прозы», впадая в так называемую вульгарность и нескромность, но, во-первых, то, что я пишу – не совсем проза, а во-вторых, я надеюсь, что опыт, описанный напрямую, при помощи такой вот «пошлой» искренности, может кому-то из читателей пригодиться.

У меня от алкоголя умерли отец, два его брата, племянник (в 18 лет), сестра и дед. На сегодня алкогольный рок остановился только на мне.

В последние годы жизни о. Александр перестал пить вино. Я не знал этого. Однажды, когда мы сидели за столом на дачном участке и ужинали – нас там было человек 10, а о. А. рассказывал, кажется, о происхождении (непроисхождении) демократии в России, хозяин налил ему вина, но он отказался. На удивленный вопрос хозяина: «Почему?» о. А. улыбнулся и поднял руки ладонями вверх к вершине сосны в синем сентябрьском небе: вот мое вино, вот моя радость, сказал он.

Меня это заинтересовало. Проблем с алкоголем у о. Александра никогда не было. Что же заставило его отказаться от вкусного напитка?

Сейчас я знаю причину. В приходе не один я был человеком с «алкогольными проблемами». Это не могло не тревожить священника, знающего и власть алкоголя, и особую предрасположенность к нему некоторых людей. Он, конечно же, молился о всех нас, и не просто молился. Он сделал то, что я понял и стал робко применять значительно позже, – он начал с себя. И это единственно реалистичный путь. На сегодняшний день я в этом уверен, все остальное – религиозная болтовня, сменяемая болтовней политической.

В последний год жизни о. Александр стал наводить справки об обществе «Анонимные алкоголики», первые члены которого принесли в начале перестройки в Россию благую весть. Видимо, он чувствовал, откуда можно ждать поддержки страдающим людям, и хотел войти в контакт с теми, кто излечился. Немного не успел.

В тот же вечер за столом он сказал крайне любопытную вещь, которую как-то никто не заметил, а у меня осталось в памяти.