Сын Эльпиды, или Критский бык (СИ)

Я сошел в Навкратисе - и там почти безбоязненно остановился в знакомой гостинице. Исидору или его родителям я писать не стал: лучше было поостеречься.

Я нанял лодочника-египтянина, сносно говорившего по-гречески, - он взялся отвезти меня до самого Коптоса: хотя подозрительно посматривал на меня, узнав, что чужеземец собрался путешествовать так далеко на юг. Однако я обещал щедро заплатить. И я не боялся этого человека: потому что он был один против меня, с моим отягощенным посохом…

Мы плыли много дней - я изнывал от зноя и нетерпения. И, наконец, мой перевозчик сказал, что близится Коптос.

Увидев знакомые кубические и пирамидальные дома, правильные искусственные сады пустынного города, я был счастлив. Как будто вернулся в страну детства! Я быстро расплатился с лодочником и, подхватив свою котомку, выпрыгнул на берег.

Дом моего друга я отыскал сам. И там меня ждало сразу несколько потрясений.

Исидор еще не женился, как я опасался, - но когда он вышел ко мне, я сперва принял его за жреца. Он превратился в высокого и привлекательного юношу; но теперь голова его была выбрита, и брови тоже, на лице - никакой краски. И на нем были непривычные синие одежды.

Он очень удивился и обрадовался, узрев меня; бросился ко мне, простерев руки, как бывало… однако тут же возобладала привычка к сдержанности, приобретенная годами.

И я догадывался, что означает синий цвет его платья…

- Ты один? - спросил я. - Где бабушка и твой отец?

Лицо Исидора омрачила глубокая тень.

- Они оба готовятся отплыть на Запад, - ответил молодой египтянин. - Я теперь в трауре по отцу и по матери, брат.

Он положил мне руку на плечо.

- Хорошо, что ты приехал.

========== Глава 13 ==========

Моя бабка Поликсена, - коринфянка благородной крови, бывшая властительница Ионии и наместница Дария, - скончалась за сорок три дня до моего приезда в Коптос. Ее муж, сломленный горем, последовал за нею двадцать дней спустя. Да, разлучиться с такой необыкновенной во всех отношениях супругой, конечно, было особенно тяжело…

Я, помнится, подумал, что и бабушке очень повезло с этим последним мужем - жить с царицей, даже свергнутой, мог бы только мужчина, смирившийся с ее превосходством. Много ли сыщется таких, даже в Египте?

Разумеется, я остался с Исидором, чтобы поддержать его. Хотя я не мог пробыть до конца траура по обоим его родителям: в Египте траур по знатному человеку длится семьдесят дней, пока тело умершего не набальзамируют и не поместят в гробницу. Однако похорон бабушки я мог дождаться, и таков был мой родственный долг - я прощался с госпожой Поликсеной от лица всей своей семьи, которую представлял здесь.

В первый день, когда я разложил вещи, я спросил Исидора, почему он сбрил волосы и брови. Таков египетский траурный обычай?

- Нет, - ответил мой друг. - Я это сделал гораздо раньше, когда получил посвящение.

Так я не ошибся…

- Ты стал жрецом? - воскликнул я. - Какого бога?

- Хнума, - ответил Исидор. - Хнуму поклоняются здесь, на юге, - и этому богу с юности служил мой отец.

Так значит, и Тураи был жрецом!

Как отличалась эта правда от того, что я думал об Исидоре и его семье до сих пор! Мне вдруг показалось, что я лишился единственного друга, - я чувствовал, что жрец не может быть таким другом, как простой человек. Во всяком случае, это невозможно здесь, в Египте.

- Но ведь ты должен был унаследовать дело отца? Стать смотрителем караванных путей, в свой черед? - воскликнул я. - Или ты оказался не готов к этому?..

Исидор покачал головой, и в его чертах на несколько мгновений проступила прежняя надменность одинокого мальчишки-египтянина. И новообретенное высокомерие служителя богов.

- Я прекрасно подготовлен к работе, которую выполнял отец, - ответил он. - Ты сам в этом убедишься. Обязанности жреца я выполняю три месяца в году; но и в это, и в остальное время я могу быть караванным смотрителем. Жрецы Та-Кемет часто бывают чиновниками и писцами.

Я вздохнул и кивнул, не зная, что сказать на это. Только понимал, что беззаботно поболтать, как мы делали раньше, с этим строгим молодым египтянином уже не получится. В нем почти не осталось ничего нашего - ничего, что напоминало бы о том, кем была его мать: кроме свободного владения греческим языком. И теперь, после смерти госпожи Поликсены, Исидор утратит все связи с ее эллинским прошлым!

Но, глядя на Исидора, замкнувшегося в своем скорбном одиночестве, я рассердился на себя за праздные и неподобающие мысли. В знак траура я коротко обрезал волосы, как принято у эллинов, - к четырнадцати годам я отрастил их до плеч, следуя примеру отца, и иногда связывал в хвост, так же, как он. Но теперь я попросил слугу Исидора остричь их, и преподнес свои каштановые пряди молодому хозяину дома.

Исидор принял мою жертву покойной, едва заметно улыбнувшись.

- Я положу твои волосы в саркофаг моей госпожи матери.