Сын игромана

А сбоку на площадке стояли две тетеньки с длинными белыми полотенцами, концы которых спускались в ров. Тимка шагнул еще шаг и оказался рядом с ними. Увидев его, тетеньки так и всплеснули свободными руками:

– Да это же Тимка! Нет, в самом деле!..

– Милый ты наш!.. Вот где Бог привел свидеться!..

Он никогда раньше не встречал этих тетенек, но чувствовал, что с каждой из них его связывает какая-то крепкая добрая связь. Они были незнакомыми, но, как ни странно, не чужими. Старшая куталась в коричневый поношенный жакет, из-под которого спускалось простое платье, ее закрученные в пучок волосы серебрились сединой.

Другая тетенька оказалась совсем молодой. Она была в платочке, в заляпанном ватнике, какие носят маляры и строители. Лицо ее выглядело задорным и одновременно грустным – словно веселый по характеру человек сгоряча налетел в жизни на какую-то большую беду. Это выражение показалось Тимке знакомым: где-то он его уже видел…

– Давай скажем ему, ведь он не знает, – обернулась молодая тетенька к старшей, которая тут же кивнула ей головой. – Мы с тобой, Тимка, родная кровь. Твоя бабуля тебе прабабушка, а мы так бабушки. Она по отцу, я по маме.

– Верно, деточка, – подтвердила та, что в коричневом жакете, – верно, ты наш внучок. Не довелось нам с тобой понянчиться, а любим крепко!..

– Вы мои бабушки? – пораженно переспросил Тимка.

– Самые настоящие!.. Не гляди, что мне только двадцать годков. Ну, с маленьким хвостиком, – засмеялась мамина мама.

– А мне, деточка, под шестьдесят… Да какая разница. Милый ты наш, пришел отца выручать! – папина мама всхлипнула и провела свободной рукой по глазам. – А я тут уже четвертый месяц стою с полотенцем, держу его, чтобы не захлебнулся!

– Папа… там? – только и смог вымолвить Тимка, глядя на черную воду, кишащую отчаянным человеческим движением.

– Я его живым сберегла! – радостно сообщила бабушка. – Держу на своей материнской любви – вот и не утонул до сих пор окончательно.

– А я твоего деда держу, – сказала молодая мамина мама, в платочке и в ватнике. – Деда твоего, артиста. На земле любила без памяти и вот до сих пор…

– Мой дедушка был артист? – удивился Тимка.

– Уж такой артист… сыграл со мной чистую драму-трагедию! – без злобы сказала бабушка. – Через то и мать твоя сиротой росла, я ее, почитай, и не понянчила!..

– Сыграть драму-трагедию – это значит плохо с кем-то поступить? – догадался Тимка.

– Да уж не по-хорошему. Только с самим собой он еще похлеще сотворил, – добавила она со вздохом. – Совсем человеческое обличье теряет…

– Мой дедушка?

– Он самый и есть. Да ты по пути его видел… – но Тимка смотрел не понимая, и она сочла нужным пояснить. – Он еще у вас в школе работает, психологом…

– Артур Федорович? – вконец изумился Тимка.

– Дед и есть… Сколько родни-то у тебя нашлось, а? – ласково усмехнулась молодая мамина мама. – Только мы, бабушки, по эту сторону – а Сашка пока по ту… Вернешься домой, снова его увидишь, Сашку-то!

– Какого Сашку? – опять не понял Тимка.

– Ну, Федоровича. Он себя потом Артуром заделал, а я его еще прежде знала… Тогда звался Александром.

– А почему он превращается в свинью? – вспомнил Тимка увиденное по дороге.

– От мыслей, – вздохнула мамина мама. – Он думает, только дела в учете, а по-настоящему оно не так. По-настоящему все на счету: и что сделал, и как сказал, и чего подумал. От скотских мыслей человек в скота превращается!

– А от каких мыслей дедушка?..

– Не все тебе знать, – прервала его мамина мама. – Ты и так сердечком своим, чего надо, понимаешь. А иначе не дождались бы мы тебя здесь…

– Верно, деточка, – подхватило другая бабушка, в коричневом жакете. – Без тебя бы нам сил не хватило. Ну, подержали бы еще утопленников наших сколько смогли, а там, глядишь, истончились бы наши полотенца… А уж тогда конец!

– Что же теперь будет? – спросил Тимка с каким-то особым предчувствием, от которого в нем замерло сердце.

* * *

Обе бабушки молча протянули ему концы своих белых полотенец. Он понял, что теперь все зависит от его силы, а сила всегда зависит от любви, а в своей любви к близким он не сомневался. Ухватив тугие полотняные концы одной и другой рукой, Тимка уперся ногами в землю и стал тянуть. В глазах его потемнело, в висках молоточками стучала кровь, самого Тимку шатало из стороны в сторону – а он все тянул да тянул, так тянул, что не мог не вытянуть…

30

– Здравствуйте, – сказала еще молодая женщина с озабоченным лицом, наспех одетая и накрашенная.

Непростительное равнодушие с ее стороны, отметил про себя Артур Федорович. Деградация женского характера. Если ты молода и хороша, должна стремиться подчеркивать это на каждом шагу, в каждый момент своей жизни. Разве что дома у тебя пожар либо что подобное…

– Можно с вами поговорить? Я мама Тимофея Лучинина…

– Мама Тимофея?! – он внутренне вздрогнул, вспомнив рассказ о том, как приезжий артист охмурил местную девушку и у них родилась мать Тимки. – Пожалуйста, прошу вас! Ваше имя – Ирина Александровна, не так ли?

– Неужели вы всех родителей знаете по именам? – удивилась Лучинина. – Даже тех, которые пришли к вам впервые?