Сын менестреля

– Я последовал твоему примеру, – чуть виновато признался Киалан. – Мне тоже не нравится старинный стиль, и я не понимаю, почему он считается неприкосновенным. Ох! Но как же я давно не играл. Ну как, по-вашему, будет вам от меня польза?

– Сам знаешь, что будет, – запальчиво ответила Брид. – Обманщик! Так хорошо играешь, а чего же раньше молчал? Отец взял бы тебя выступать, и тебе не пришлось бы делать в городах вид, будто ты не с нами.

– Я знаю! – с чувством сказал Киалан. – Он нарядил бы меня в ярко-малиновый костюм и выставил на всеобщее обозрение. Сначала мне просто не хотелось вам говорить – вы все так великолепно играли! А как только я понял, каков ваш отец, я скорее умер бы, чем признался ему, что умею играть. Хотя мне было страшно ходить по городам одному.

Вот так и вышло, что, когда Олоб неспешно втащил на поселковую площадь повозку, на ней, чтобы играть и петь, встали в полный рост три человека. Морил и Киалан нервничали, а Брид, как всегда, была уверена в себе, словно королева. Морил исполнил пару песен Дагнера, но в основном они пели баллады, потому что они особенно хорошо удавались Брид, а у Киалана голос на что-то более сложное не годился. Пришедшие на площадь люди слушали их и хлопали. Несколько человек попросили спеть еще, и Брид спела пастушескую песенку. Они заработали немного денег – достаточно, чтобы купить яиц, молока и масла, а какая-то женщина подарила Брид корзину немного подвядших яблок. Это нельзя было назвать оглушительным успехом, но и провалом представление не закончилось.

– У нас получается! – радостно объявила Брид.

Морил улыбнулся и забренчал на своей квиддере. Повозка снова выехала на дорогу. Время от времени он начинал играть по-настоящему, и тогда к нему присоединялся Киалан с квиддерой Дагнера. Они пробовали играть так и этак, меняя технику и тональности. Морилу редко случалось получать от музыки такое удовольствие. Он едва не жалел, что дорога в Ханнарт не в два раза длиннее.

10

На обед они приготовили нечто вроде омлета с сыром и съели его, расположившись на поляне между двумя быстрыми ручьями. Киалан утверждал, что блюдо – просто яичница, Брид возражала. Морил не участвовал в их споре, потому что прислушивался к журчанию воды. Оно навевало мысли о Севере. На Севере где-то рядом всегда слышался голос текущей воды. Морил сонно размышлял о том, нельзя ли создать мелодию, которая передавала бы шум потока, когда Брид бесцеремонно его растолкала и сообщила, что они едут дальше.

– Зачем было так шпынять его! – вступился за него Киалан.

– Зачем? Сам знаешь, как бесит, когда он с головой уходит в свои мечты! – возразила Брид.

– Да, но так уж он устроен, – ответил Киалан. – На самом же деле Морил замечает раз в шесть больше, чем другие люди. Я готов спорить, что он слышал каждое наше слово. Правда, Морил?

– Наверное, да, – отозвался Морил, немного удивившись.

– Можно теперь я буду править? – спросил Киалан.

Брат и сестра не возражали. Им показалось, что, разрешая Киалану править Олобом, они ясно покажут ему, что теперь он – полноправный член их труппы, а не пассажир. Так что Киалан держал вожжи, а Олоб рысил вперед по пустынным предгорьям. Морил сидел рядом с Киаланом, продолжая наигрывать на квиддере, и мечтательно смотрел на холмы, стада овец и изредка появлявшихся в отдалении пастухов.

Они подъехали к крутому подъему на третью и последнюю террасу предгорий. Дорога здесь была самой живописной, потому что до самого верха шла через рощи. Солнечный свет яркими пятнами пробивался сквозь весеннюю листву. Все трое смотрели вперед и улыбались тому, как лица спутников становятся то зеленоватыми, то усеянными мелкими крапинками света.

Однако Олоб, недовольный тем, что вожжи держит Киалан, а может, тем, что приходится преодолевать уже второй подъем за день, становился все более беспокойным. Поначалу он только мотал головой и останавливался. Киалан уговаривал его идти дальше, но каждый раз это давалось все труднее. Спустя какое-то время Олоб принялся шарахаться то в одну сторону, ту в другую, так что колеса повозки цеплялись за кусты боярышника у обочин. Киалан начал злиться. Когда Олоб сделал это в четвертый раз, Киалан вышел из себя и обругал конька. Олоб немедленно свернул направо и, казалось, готов был вскарабкаться по крутому подъему и уйти в лес, только бы не оставаться на дороге. Морил даже испугался, что повозка перевернется. Винная бутыль завалилась набок и сшибла Брид, заставив квиддеры страшно забренчать.

– Давай вожжи мне, – предложил Морил.

Киалан сердито передал ему вожжи. Морил пристроил квиддеру себе на колени и, натягивая вожжи обеими руками и покрикивая на Олоба, попытался вернуть его на дорогу. Однако Олоб отказался выходить из кустов.

– Что на него нашло? – вопросил Киалан.

– Понятия не имею, – ответил Морил.