Читаем Сын негодяя полностью

Читаю дальше твой рассказ. Итак, ты снова в бегах. Садишься в трамвай, потом в поезд на Шарле-руа, автостопом добираешься до границы в Жемоне, а дальше идешь пешком, выходишь к какой-то ферме в окрестностях Экля и просишь стакан молока у вышедшей навстречу девушки. Ее зовут Нелли. Комиссар выстукивает имя в протоколе. Ты говоришь, что дезертировал из немецкой армии и ищешь связь с французским Сопротивлением. Выкладываешь все это молоденькой девчушке по имени Нелли посреди северофранцузских пашен. Девчушка приводит какого-то человека, который уводит тебя и тоже где-то в поле представляет трем другим. А те ведут тебя в какую-то будку. Там тебя поджидает полевой сторож. Тебя расспрашивают, выслушивают твои ответы и верят тебе.

«С того дня я стал членом отряда FTP в Сольр-ле-Шато, который действовал в лесах Авенуа в предгорьях Арденн», – заявляешь ты 18 ноября 1944 года комиссару Арбонье и инспектору Бо.


Всего лишь несколько часов назад в их кабинет ввели предателя, 22-летнего дезертира, обвиняемого в сотрудничестве с врагом. Обычное дело. Таких на письменном столе лежит целая стопка. Молодой парень, бывший солдат побежденной армии, прельстился блестящими сапогами победителей. Едва усадив тебя на стул, полицейские, должно быть, уже были готовы вызвать следующего.

И вдруг – нате! Им попался оборотень. Какой-то ловкий акробат. Они слушают тебя и балдеют. Мальчишка-неуч, нерадивый подсобный рабочий, едва умеющий читать и писать, ведет их по всем фронтам. Сидя рядом с тобой – один напротив, другой сзади, – они присутствуют при грандиознейшем в своей жизни спектакле. Ты – герой этого блистательного дефиле, а они зрители. Вот ты французский солдат в Сент-Этьене с эмблемой 5-го пехотного полка на воротнике шинели. Потом ты дезертир, и тут же на тебе берет петеновского «Триколора». И снова дезертир, а вскоре – в немецких сапогах и коричневом кителе NSKK, с повязкой-свастикой на левой руке. «Лжец, наделенный недюжинным воображением», – запишет ведущий допрос комиссар. Конечно. Но ты и в самом деле разыскивался за дезертирство из 5-го пехотного. И в самом деле сидел в вишистской тюрьме после побега из «Триколора». И немцы в самом деле заперли тебя в Монлюке, за то что ты хотел удрать из нацистской армии. За четыре года ты успел сменить три мундира. А теперь ты, антикоммунист, который якобы мечтал сражаться до последней капли крови с Советами и защищать бункер Гитлера, – ты преспокойно говоришь им, что примкнул к FTP на севере страны?

Мне ты чуть ли не со слезами на глазах рассказывал, как храбро воевал в рядах дивизии SS «Шарлемань» и бился за Берлин, а тут оказывается, что ты доблестно боролся с врагом бок о бок с французскими коммунистами?

Я чуть не задохнулся. Но ничуть не удивился. А только нервно засмеялся.


«С того дня я стал членом отряда FTP в Сольр-ле-Шато». Я сотню раз перечитывал эти слова. Читал их вслух довольно долго, сначала тихо, потом громко. Расхаживал по номеру гостиницы и декламировал на все лады, смеясь и плача, как Фернандель в «Шпунце»[27] со своим приговоренным к смерти, который будет обезглавлен. Как, интересно, воспринял это открытие комиссар Виктор Арбонье?

Ты сидел перед полицейским. И что, принял вдохновенный вид? «С того дня…» Или произнес это шепотом, чтобы полицейские изумились и переспросили? У тебя были с собой какие-нибудь записки? Хотя бы карточки?

На чем же я остановился? Ты меня запутал. Солдат, легионер, нацист… А, вот! Партизан! Только этого не хватало.

Может быть, полицейские прервали допрос, чтобы прийти в себя?

Или отметили это коленце как очередной сюжетный поворот?

Ты продолжил давать показания. Дознаватель стучал по клавишам.

«Когда немцы стали отступать, я вместе с товарищами по отряду неоднократно принимал участие в нападениях на них, в частности в акции 6 сентября 1944 года на ферме Кольсонов, в местах, которые прозвали «экльскими Елисейскими Полями»».

Я распахнул окно. Вдохнуть поглубже, умыться холодной водой – надо прийти в себя. Я снова подошел к столу. Потеряно столько лет, я так надеялся наконец-то узнать правду, а ты все водишь меня за нос, как и всех остальных. Меня трясло от злости. Твои россказни после слов Лизы Лезерв – нестерпимо! Я стыдился тебя, стыдился за тебя. Наконец я сел и разложил материалы в хронологическом порядке: показания моего деда, твоей подружки Полетты, заверения твоих друзей детства, подозрения соседей, письмо генерала де Латтра, запросы о розысках, следственные поручения, постановления о помещении под стражу, повестки из комиссии по чистке, твои рукописные обращения к следователю.

Прежде чем закрыть синюю папку, я все же посмотрел, что там дальше. Показания некого Сильвена Леклерка, Поля, Рюгена, супругов Кольсон и две твои фотографии в облике партизана.

У меня снова перехватило дыхание. Но на этот раз я не смеялся. С ума сойти.


Да, ты и в партизанах побывал.

18

Процесс Клауса Барби

Вторник, 26 мая 1987 года


Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное