– Кровавая баня! – завопил он, стряхивая ее руку. – Где ты была, мразь? Ты должна была помочь нам! – закричал он, обвиняюще грозя ей пальцем. Другой солдат оттащил его в сторону, крикнув через плечо:
– Не обращай на него внимания, Дождь. Багряные Плащи наводнили рыночную площадь. Многие из наших солдат все еще сражаются, но у нас закончились боеприпасы. А у них остались айраваты. Нам остается только отступить.
Дождь сглотнула, глядя на темную площадь за баррикадой.
– Хорошо, дамы, мы поворачиваем! – крикнула она. – Мы срежем дорогу через мясные фермы и попробуем зайти с другой стороны.
Но они, казалось, не слышали ее, потому что ее вдруг толкнуло вперед, понесло к баррикаде, как лодку на гребне волны.
– Это греки! – наконец сказал кто-то рядом. – Они отрезали нам путь к отступлению. Они напали на нас! Мы не можем оставаться здесь, нас перережут, как скот! Нужно двигаться вперед!
– Подождите! – Дождь попыталась протолкаться сквозь затаившую дыхание толпу, чтобы добраться до своих Волчиц, но пробиться было невозможно. К этому времени даже она уже могла различить алые знамена, видневшиеся на расстоянии. Греки были позади и впереди! Бежать было некуда. Кто-то толкнул ее в спину, и она прижалась к Буре так, что их носы почти соприкоснулись. Буря ухмыльнулась.
– Не так я себе это представляла, – хмыкнула Буря. – Но раз ты настаиваешь, я готова.
Дождь в замешательстве уставилась на нее:
– Заняться любовью между молотом и наковальней, – пояснила Буря.
– О, заткнись! – буркнула Дождь, чувствуя, как сердце разламывает ребра. Тела вокруг все плотнее сжимали ее. Восточный отряд пытался уйти с рыночной площади, а ее солдаты и западный отряд продвигались вперед.
– Страдание и Штиль с ними! – завизжала Буря. – У них есть ревуны!
– Полагаю, теперь нам некуда идти, кроме как вперед, – усмехнулась Дождь.
– Шевелитесь! – закричал он, толкая солдат впереди. Эклаввью было не разглядеть – валка был невысок и, должно быть, протискивался где-то впереди. Шишупал уже отчаялся, когда, как дар небес, давление солдат ослабло, и все бросились бежать.
Но было слишком поздно.
Шишупал, спотыкаясь, двинулся вперед. Впереди, спасая свои жизни, мчались люди. Мимо проскакал греческий всадник, растоптав копытами коня Серебряную Волчицу. Шишупал бросил испуганный взгляд назад и увидел, что к нему приближается еще один всадник. Шпион пытался бежать быстрее, но все же он понимал, что человек не может обогнать лошадь. Стук копыт позади становился все громче.
– Еще рано, Шишупал, – обронил Эклаввья, потащив его вверх по лестнице к обугленному зданию, пинком распахнув изуродованную дверь и втолкнув спутника внутрь. Шишупал споткнулся о труп и упал на колени. Неподалеку валялся все еще горевший факел, освещая тусклым светом мертвое лицо, на котором застыло выражение чистой боли.
– Проклятый греческий огонь! – выругался Эклаввья, поднимая факел и размахивая им вокруг.
Шишупал поморщился от запаха смерти, стоявшего в этой насквозь провонявшей комнате.
– И что нам теперь делать?
– Греки и матхуранцы будут сотнями умирать на площади. Нет смысла отдавать наши тела на заклание. Эклаввья полагает, никто из греков не заинтересован в разграблении сожженного дома, поэтому он предлагает в качестве меню на эту ночь терпение и молитву.
– Похоже, я от вас двоих так и не избавлюсь. – Ее голос походил на хриплое карканье.
Шишупал резко развернулся.
– Госпожа Раша! Что случилось? – Радость Шишупала при виде знакомого лица исчезла, стоило ему понять, в каком она состоянии.