Сыщики с Нанкин-роуд

Шаожань молча смотрел на Эмму, несколько секунд, не отводя от нее взгляда. Раздумывал, наверное: это она серьезно или нет? Наконец улыбнулся своей ослепительной улыбкой, которую подарил ей и в тот первый день на ступенях парадной лестницы, однако на этот раз сопроводив все это другим взглядом. И она почувствовала, как сильно под этим взглядом забилось ее сердце. Шаожань поднес руку Эммы к губам и коснулся ее.

– И то правда, – проговорил он, щекоча дыханием руку Эммы. – С деревом все оказалось вовсе не плохо.

XLVII

Выяснилось, что французы и в самом деле любят печенье с семенами лотоса. По крайней мере любит Клод Oжье. Он съел уже несколько штук, причем с удивительной неспешностью, особенно если иметь в виду некоторую необычность этого собрания, и запил их чашкой зеленого чая. Однако глаза его цвета меда светились хитростью, а взгляд явно был настороженным, как будто он призывал Вэй Луна разбить лед и произнести первое слово, которое положило бы конец этому ложному ощущению нормальности. Чтобы он в конце-то концов заговорил об убийстве Монтгомери Поула.

Эвелин, напротив, не взяла в рот ни крошки. Нахмурившись, сложив на коленях руки, она не сводила глаз с Вэй Луна, как будто вся эта сцена виделась ей сразу и смешной, и ужасной.

Вэй Лун молчал и неторопливо разглядывал их обоих, отпивая маленькими глоточками чай из своей чашки. На этот раз он должен был с максимальной осторожностью отнестись к людям, сидевшим перед ним, оценить их. Нельзя было повторить ту же ошибку, что была допущена с Монти Даудом. Эвелин Спенсер и Клод Ожье виделись ему очень разными и в то же время очень друг на друга похожими молодыми людьми. Оба были в высшей степени очаровательными, но каждый – на свой лад, и оба производили впечатление людей намного более умных, чем могло показаться на первый взгляд. И несмотря ни на что, ни один из них не казался плохим человеком. Но и хорошими они тоже не были. То есть безусловно хорошими. Они могли оказаться эгоистами, при случае проявить амбициозность или нелояльность, как и большинство людей. Они могли бы даже пойти на чудовищные поступки в минуту отчаяния, опять же как большинство, но Вэй Лун понял, что видит перед собой пару хороших союзников. Тех, у кого гамма оттенков серого их внутренней морали смещена скорее к белому полюсу, чем к черному.

– Мистер Чех сообщил, что вы желаете побеседовать с нами о чем-то важном, – заговорила Эвелин, явным образом одолеваемая тревогой.

– Должен сказать, что хоть я и рискую предстать перед вами обманщиком, однако же я пригласил вас к себе, чтобы попросить о помощи. – В голосе Вэй Луна слышались сердечные, умиротворяющие нотки. Он вполне понимал, что должно было означать для этих двоих пребывание в его доме, вне юрисдикции Международного поселения и, следовательно, вне его защиты, к тому же они толком не знали, чем закончилось происшествие прошлой ночи. Он перешел на французский; этот язык, который он долгое время не практиковал, несколько заржавел, но все же не слишком далеко ушел от английского, однако он подозревал, что так им обоим будет более комфортно. – А еще я хотел вас поблагодарить.

Клод поставил чашку с недопитым чаем на письменный стол, слегка откинулся на спинку стула, демонстративно скрестив ноги беззаботным движением, и криво улыбнулся.

– Позволено ли нам узнать, чем мы заслужили вашу благодарность, месье Вэй?

– Моя благодарность адресована в первую очередь Эвелин, не вам, Клод. Надеюсь, вы простите мне простое обращение к вам обоим по имени… – Клод нетерпеливо повел рукой, показывая, что это совершенно неважно, и предлагая продолжить. Вэй Лун продолжил: – Эвелин, позвольте мне сообщить, что хотя лично меня никогда не посещала идея отделаться от мистера Поула столь радикальным способом, какой избрали вы, однако ни я, ни члены моей семьи не будем сожалеть о том, что этот человек нас покинул.

Эвелин, прищурив глаза, обратила на Вэй Луна недоуменный взгляд.

– Понятия не имею, о чем вы толкуете. Насколько мне известно, мистер Поул покинул Шанхай на рассвете, сдвинув дату своего отъезда. Именно такие сведения сообщил моему супругу за завтраком сотрудник отеля.

– И, разумеется, на вас эти новости произвели самое глубокое впечатление. Полагаю, что вы до сих пор не в полной мере понимаете, как к этому относиться, – продолжал Вэй Лун. – Могу себе представить, какие мысли, должно быть, мелькают в вашей голове в эту минуту: «Жив ли Монтгомери Поул? Быть может, он вернулся в номер настолько пьяным, что не разжигал камин? И все мои усилия так ни к чему и не привели?»

Эвелин Спенсер внезапно побледнела, а Клод Ожье бросил разыгрывать невозмутимость. Расслабленная поза была забыта, спина выпрямилась, и он наклонился вперед. А когда заговорил, голос его прозвучал твердо и угрожающе:

– Лучше бы вам не играть с нами в такие игры. Мне никогда особо не нравились сыщики, и вы здесь – не исключение.

Вэй Лун умиротворяющим жестом поднял руки вверх.

– Я вам уже сказал, что не буду скучать без мистера Поула. Я пригласил вас сюда, чтобы попросить о помощи и взамен предложить свою.