Та, которой не стало. Волчицы. Куклы

— К концу месяца, — сообщил он как-то Дутру. — Мы впятером…

И его левая рука прошлась по ладони правой.

Вскоре Дутр был посвящен во все секреты, так как и ему была отведена роль в спектакле. Одетта в больших очках в черепаховой оправе, с кипой бумаг в руках руководила репетициями как заправский режиссер, покрикивая и распоряжаясь.

— Ну как тебе?

Дутр, потрясенный увиденным, молчал.

— Мне вся эта возня осточертела, — продолжала Одетта, — но говорить о нас будут.

В начале апреля они пустились в путь в Брюссель.

IV

Успех обеспечен — это стало ясно уже после первого отделения. Журналисты толпились в гримерной, где Одетта переодевалась. Вопросы сыпались со всех сторон. Не вынимая изо рта сигареты, она, тщательно взвешивая слова, холодно отвечала.

— Что натолкнуло вас на мысль о подобном представлении? — выкрикнул репортер из «Либр Бельжик».

— Я часто читаю детективы, — ответила Одетта, и карандаши торопливо забегали по блокнотам. — Однажды я подумала, что несколько наших номеров могут послужить основой для таинственной детективной истории, и эта мысль показалась мне забавной…

Она заготовила свою речь заранее, но говорила с запинками, словно подыскивала слова.

— Ошибка большинства иллюзионистов, — продолжала она, — в том, что они дробят представление. Номер следует за номером, и спектакль становится фрагментарным. Вы ведь понимаете, что я имею в виду? Для того чтобы объединить номера в нечто целое, артисту приходится много говорить, иногда даже слишком много… В моем спектакле нет болтовни. Мы работаем на пластике, мы играем.

— С помощью вашего искусства вы достигли иллюзионизма кино, — сказал журналист из «Суар».

— Если хотите, да. Что-то вроде киноиллюзии.

Одетта пригладила гребешком короткие волосы, надела черный жакет. Фотовспышка заставила ее прищуриться, после чего она надела свои большие очки в черепаховой оправе и стала похожа на преуспевающую деловую женщину.

— А девушка, которая с вами работает, — откуда она? — спросил корреспондент из «Телеграф».

— Аннегре — сирота. Я подобрала ее в Германии.

— Она прехорошенькая! А молодой человек?

— Мой сын, — улыбнулась Одетта. — Он жутко трусит, но об этом вы не пишите. Он только начал выступать.

Прозвонил звонок, возвещающий конец антракта.

— Я иду с вами, — сказала Одетта. — В последнем действии я не участвую. Отметьте особо, что последнее действие ведут целиком Аннегре и Пьер. Внимание их подбодрит, они его заслужили.

Одетта вышла первой, за ней, возбужденной толпой, — журналисты. Занавес пополз вверх, и публика сразу же захлопала. Одетта вместе с журналистами уселась в первом ряду.

Постановка была роскошной. На едва освещенной сцене — гостиная замка, украшенная старинными гобеленами. На часах бьет три. В замке все спят. Вдруг легкий скрип. Дверь приоткрывается. Луч электрического фонарика обегает гобелены, выхватывает столик, потом кресло. На пороге бесшумно возникает темная фигура. Грабитель. Вернее, грабительница. Играет ее Аннегре. Она кажется голой в своем черном, отливающем атласом, как кожа, трико. На галерке восхищенно присвистывают, слышатся звуки поцелуев и следом — возмущенное шиканье. Воцаряется тишина, да такая, что в зале становится слышен шум с улицы. Грабительница подкрадывается к застекленному шкафчику, где сверкают драгоценности и серебро. Одним молниеносным движением она взламывает дверцу и опускает добычу в мешок, висящий у нее на шее. Через миг шкаф уже пуст, но мешок остается таким же плоским. Грабительница переходит ко второму шкафу. Публика следит за ней затаив дыхание. Вот девушка ставит фонарь на консоль, и теперь отчетливо видно каждое движение ее рук в черных перчатках. Черные руки бережно берут безделушку за безделушкой и опускают в мешок.

— Потрясающе! — шепнул журналист на ухо Одетте.

Грабительница спешит. Она открывает мешок пошире и ссыпает в него все подряд. В зале раздаются нервные смешки. Девушка шарит по комнате фонарем. Часы на каминной полке. Не станет же она приближаться к камину: взмах рукой, и часов как не бывало. Но мешок все такой же плоский. В зале вспыхивают аплодисменты, как огонь пробегают они по партеру, потом по ложам. Грабительница на сцене торопится. Это уже не ограбление, это — переезд с квартиры. Старинные книги? Хоп! Они уже исчезли. Севрские вазы? Исчезли и они все в том же бездонном мешке. Молча и деловито грабительница поворачивает то вправо, то влево. И вдруг вспыхивает хрустальная люстра. Аплодисменты обрываются. На пороге стоит юный хозяин замка в халате. Застигнутая врасплох, грабительница медленно отступает, и нельзя не залюбоваться ее высокой грудью, гибкой линией длинных ног, соблазнительными бедрами. Волшебный мешок позабыт. Все засмотрелись на цветущую дразнящую молодость. Одетта подперла подбородок рукой. Она смотрит на Пьера. Его руки невольно тянутся к партнерше. Одетта понимает, что таит в себе его жест и почему лоб Пьера покрывается капельками пота. Дурачок!.. Грабительница пытается убежать. Он хватает ее, не пускает.

— Держи крепче! — раздается голос сверху из темного зала.

Сосед Одетты наклоняется к ней: