Та, которой не стало. Волчицы. Куклы

— Мне кажется, совет излишен.

Одетта пожимает плечами. Пьер тем временем находит веревку, туго-натуго привязывает грабительницу к стулу и медленно, очень медленно наклоняется к пленнице. Его губы касаются губ прелестной добычи. Зал конфузливо вздыхает. Одетта рвет программку в узкие-узкие ленточки.

— Перестарался, — бормочет она.

— Сценарий такого не предусматривал? — осведомляется журналист.

Одетта вздрагивает и меряет надоеду взглядом.

— Разумеется, предусматривает. Для него это допинг. Он перестает реагировать на публику.

Она смотрит на борющуюся парочку. Пленница оттолкнула сеньора. Чудо — веревка соскользнула на пол. Юный сеньор с громким щелчком замыкает на ней наручники. Напрасный труд. Она мигом освобождается от них. Вот она уже готова бежать. Еще секунда, и она исчезнет. Юноша достает револьвер. Грабительница замирает, но все ее откинутое назад тело говорит: нет, нет и нет! Движения ее так правдивы, мимика так совершенна, что невольно забывается, что происходящее — только спектакль. В мужчине бушует ярость обиды. В гневе он распахивает шкаф, вытаскивает оттуда корзину, открывает крышку. Девушка все поняла и все-таки не сдается. Она предпочитает скрючиться в корзине, и юный сеньор запирает ее на ключ. С жестокой улыбкой он выбирает среди развешанных шпаг самую длинную, пробует клинок. Одетта начинает терять терпение.

— Затягивает, затягивает, — шепчет она.

Пьер вставляет острие между прутьев и резким движением всаживает клинок. Громкий стон. Корзина начинает колыхаться. Секунда, и она вновь стоит неподвижно. Пьер вытягивает окровавленный клинок. Зал приглушенно вскрикивает от ужаса, потом взрывается рукоплесканиями. Позади юноши стоит грабительница в изумительном вечернем платье. Как могла она вылезти из корзины? Как могла в одну минуту переодеться? Тайна. Загадка. Но это та же самая девушка, белокурая, улыбающаяся, невинная и сладострастная. Все узнали ее, во всех она возбуждает желание. Она появилась рядом с юношей, словно недостижимая мечта любви. Журналисты в один голос воскликнули: «Фантастика! Потрясающе!» Одна Одетта сидит по-прежнему неподвижно.

Юный сеньор бросается ловить ускользающую добычу. Он хочет задушить ее. Но нет, у девушки припадок каталепсии. Она падает ему на руки застывшей неуклюжей куклой. Он оглядывается в растерянности, не зная, что делать с неживым, одеревенелым телом. Публика поднимает его на смех, свистит, шикает. Пьер избавляется от нелепого груза, он относит девушку на диван, кладет, прикрывает одеялом. Потом берется за телефон, говорит очень быстро и очень тихо. Возможно, просит о помощи. Затем с озабоченным видом подходит к дивану.

— Смылась! — предупреждает его кто-то.

Плечи Пьера опускаются. Он берется за край одеяла. Одетта чувствует: весь зал затаил дыхание.

— Чего ждешь? — кричит тот же голос.

Пьер сдергивает одеяло. Никого. Нет, впрочем, кто-то есть. Мнимая покойница стоит у двери в амазонке и задорной шляпке, сдвинутой на ухо, в зубах у нее цветок. Зал взрывается криками «Браво!»

— Примите мои поздравления! — восклицает один из журналистов. Зал неистовствует.

— Есть с чем… — бормочет Одетта глухо.

Три выстрела подряд. В зале вновь воцаряется мертвая тишина. Юный сеньор выстрелил в упор трижды. Красавица пошатнулась и упала на колени. Изо рта у нее хлещет кровь. Она падает. Это уже не игра, это — конец. Пьер поднимает труп, укладывает его в шкаф, вытирает руки. Шкаф медленно открывается. Красавица выходит из него в снежно-белом платье, обмахиваясь веером. Она так хороша, так призрачна, что в сердца присутствующих закрадывается тоска. Теперь она идет к молодому человеку, теперь его очередь бояться. Он отступает в ужасе, бросается к дверям, запирает одну, другую, прячет ключи. Видение не исчезает, оно следует за ним, чарующее, пугающее. Юный сеньор выбегает, хлопает последняя дверь, слышен скрежет ключа в скважине. Он запер свою любовь. Безумец! Разве любовь можно запереть?

Девушка с улыбкой подбирает веревку, лежащую возле стула. Она подносит ее к рампе, бросает на пол, помахивает над ней веером. Зрители кое-где встают. Слышны крики: «Сядьте! Да сядьте же!» Веревка шевелится. Повинуясь взмахам веера, она начинает подниматься вверх, словно изящная змейка, послушная воле заклинателя. Выше, все выше. Веер словно торопит ее, она разворачивается и, совершенно прямая, ползет вверх.

— Индийская веревка, — говорит один из журналистов.