Табия тридцать два

О статьях Крамника Кирилл не вспоминал – тем более что вероятность отыскать их представлялась практически нулевой. Рассказанная Брянцевым история про Александра Сергеевича Броткина, «гениального ученика Уляшова», была, судя по всему, банальной мистификацией. Следовало сразу догадаться – уж слишком складно все комбинировалось. В самом деле: Брянцев случайно узнаёт, что Кириллу нужны работы Крамника, и сию же секунду бросается помогать (хотя зачем бы ему это?), и ловко выводит на сцену какого-то мифического ученого, о котором никто никогда не слышал, но который – надо же, какое совпадение! – именно Крамником всю жизнь и занимался, и имеет какие-то редкие материалы, и работает при этом не где-нибудь в Хабаровске, а – вот так везение – в Петербурге, в одном из корпусов Университета на Петроградской стороне. (Конечно, жизнь способна разыгрывать и не такие партии, и Кирилл лишний раз все перепроверил. Увы, фамилия «Броткин» в самом деле никому ничего не говорила. О Броткине (якобы своем «лучшем ученике») ни словом не обмолвился Уляшов, о Броткине никогда не упоминал Иван Галиевич, о Броткине ничего не слышала и Майя (в целом, как выяснилось, отлично знавшая всю подноготную академической жизни Петербурга); Броткин не числился в телефонной книге Университета, Броткин отсутствовал в списке штатных сотрудников кафедры анализа закрытых начал. Броткин просто-напросто не существовал.)

Что ж, это было вполне в духе Брянцева: сочинить спьяну дурацкий розыгрыш, состряпать историю, в которой ни на клетку правдоподобия (и еще подпустить туда мерзкого непристойного душка: «Будь осторожен, ведь Броткин – извращенец!»; сам ты, Андрей, наверное, сексуальный извращенец, с такими разговорами и поведением).

Впрочем, черт с ним, с Брянцевым, есть вопросы и поважней. Ведь Кирилл провел в аспирантуре целый год, а исследование так и не продвинулось. Вероятно, все же следовало, скрепя сердце, отказаться от Берлинской стены и сосредоточиться на изучении Итальянской партии – план действий, казавшийся теперь чуть ли не единственно возможным, к тому же многообещающим; Иван Галиевич тоже его одобрил.

В один из таких дней, полных забот, пришло СМС-сообщение от Майи («Skuchayu! Priezjay v gosti seichas»), и Кирилл внезапно понял, что не видел ее уже больше недели. (К тому инциденту на вечеринке у Ноны эта длительная пауза отношения не имела – просто Майя тоже была занята, сдавала зачеты, готовилась к сессии.) Купив в магазинчике возле Садовой бутылку кубанского сухого рислинга, Кирилл помчался на Петроградку. Метро «Сенная», следующая станция «Невский проспект», следующая станция «Рагозинская», как медленно ползет эскалатор, как сильно стучит сердце, как жадно глаза ищут знакомый дом. Майя, наверное, сидит у окна, на ней тонкое, почти невесомое платье, в пальцах папироска, на шее смешной кулончик; сейчас она услышит стук, и побежит к двери, и радостно распахнет ее, и улыбнется Кириллу: «Как ты быстро!» А Кирилл действительно быстро, еще быстрее, ноги сами несут его по ступенькам – и, разогнавшись, он чуть не врезается в импозантного гражданина, зачем-то остановившегося на лестничной площадке.

– Оу, извините, пожалуйста!

Гражданин (хорошо одетый, лет примерно пятидесяти – и кого-то неуловимо напоминающий чертами лица), развернувшись, внимательно смотрит на Кирилла:

– А вы, собственно, к кому так спешите, молодой человек?

– Э-э, я в квартиру Саслиных…

– Надо же, и я в квартиру Саслиных, – спокойно говорит гражданин. – Позвольте представиться: Фридрих Иванович Саслин, отец Майи Саслиной. И я так полагаю, именно Майя является, как сказал бы Аристотель, «целевой причиной» столь резвого бега?

Как неловко!

– Ваше имя, вероятно, Кирилл Чимахин? – продолжает Фридрих Иванович. – Что ж, вот и познакомились, давно пора. Ну, пойдемте в гости, милости прошу. Пить алкоголь днем я считаю дурной привычкой, – Фридрих Иванович кивает на бутылку, которую Кирилл безуспешно пытается спрятать за спиной, – заварим лучше зеленого чаю.

Майя, увидав в дверях такую компанию, растерялась даже сильней, чем Кирилл, принялась что-то бормотать, но Фридрих Иванович и слушать ее не стал. На самом деле его, Фридриха Ивановича, не особенно интересует, к какому именно экзамену собиралась готовиться Майя вместе с Кириллом и сухим рислингом – у него, у Фридриха Ивановича, перенеслось совещание, и он поэтому решил зайти домой, и тут такая встреча (точнее, столкновение); что ж, приятно познакомиться с Майиным молодым человеком, тем более, как слышал Фридрих Иванович, этот молодой человек занимается исторической наукой, пишет диссертацию, что очень похвально и полезно, и можно только приветствовать.