Табу

И так захотелось дома очутиться, прижаться к своим девочкам, пропустить пару рюмок и уснуть, надеясь, что все закончилось. Но смс оповещение заставило вздрогнуть. Не продал свою квартиру, не мог. Рука не поднималась. А теперь, судя по сообщению, кто-то нагло вломился на мою территорию, при этом введя корректный код сигнализации.

– Сука, – уронил голову на руль, позволив себе секунду слабости, потом собрался и рванул в сторону города.

***Лазарев***

Бродил по пустой квартире, проходил мимо панорамного окна гостиной, откуда была видна детская площадка и парковка с новым асфальтом, что нагло привлекал к себе внимания, отличаясь по цвету. Темные пятна свежего гудрона были как раз на том месте, где взорвалась «бэха» Наскалова. Отвел взгляд, ощутив, как заколотилось сердце. Было мучительно больно, а еще страшно, что это не конец.

Вообще, ощущал себя разбито. Мысли то и дело возвращались к Оксане, уныло бредущей по тропинке за Сергеичем, несшим её небольшой чемоданчик. С этой картинкой я засыпаю, и с ней же встаю. Бьюсь сам с собой, вою от собственного бессилия и слабости.

Было проще, когда злился на нее. Все было ясно. Срывался за то, что пошла за Васькой, за то, что не поверила, за то, что не дала изменить наши жизни простым и привычным путем. Злился за ни в чем невиновную Машку, за неизвестность. Бродил по острову, ожидая звонка от Мары. Он единственный, с кем я держал связь. Пашке не стал звонить, он и так помог здорово. Мартынов объявился спустя месяц, сбросил скупое: «Выкарабкается». Но и этого было достаточно. Выдохнул от облегчения, что не забрал я жизнь невинного человека. Вину за взрыв я не отрицал. Именно я не досмотрел, закрутился в любви своей, утонул в женской ласке, позабыв в очередной раз о мире, где крутиться приходилось. Если бы сразу Кошку свою взял в охапку, вытряхнул из неё всю информацию, то будущее пошло по другой траектории. А теперь приходится прятаться в собственном городе, где каждая крыса меня знает.

Вернулся. К Олегу пришел, чтобы поговорить, ещё до конца не понимая, что дальше будет. Но возвращаться не хотелось. Жизнь моя текла там, где разливалась Волга, где по утрам после обхода территории меня ждала Кошка, укутавшись в клетчатой плед на пирсе. Она воротила нос от запаха рыбы, выковыривая блестящие чешуйки из деревянных плашек.

Отослал не потому, что боялся. Позволил ей так думать, чтобы ушла. Отослал от неизвестности, от неясности будущего своего. Ведь мог просто не вернуться, оставив её до конца жизни сидеть на острове, с тоской разглядывая теплоходы. Пусть жизнь попробует начать. Подышит вольно и свободно. Зажмуривался, прогоняя мысли о том, что она с ним. Сейчас она определенно с ним. Самолёт прибыл в Кишинёв ровно семьдесят часов назад. Она не со мной уже гребанных семьдесят часов. Новая жизнь. Новая. А что делать теперь? Продумал всё! Каждую мелочь, перевел деньги, создав подушку безопасности, чтобы девочка моя ни в чем не нуждалась, сделал чистые документы, даже квартиру снял, чтобы не сразу к нему ехала. А теперь рву душу в клочья, потому что не мог оставить все, как есть. Но рано или поздно все равно пришлось бы вернуться.

Сидел за столом, смахивая тонкий слой пыли, ожидая человека, который мог одной фразой либо убить, либо помиловать. Знал, что Олег уже в курсе, что я здесь. А еще знал, что придется выслушать тонну дерьма, что ему пришлось расхлебать из-за меня. Готов был. Вот только не торопился Олежка, мариновал меня уже второй день, заставляя считать углы в пустой квартире.

– Бл***, – взревел Олег, повалив меня на пол, прижал всем телом, ожидая сопротивления, но я не дернулся. Здоровяк занес кулак и саданул по кафелю со всей дури, затем схватил меня за куртку и стал трясти так, что голова загудела. Видел, как сменяются в его глазах эмоции: радуется тому, что я жив, что вернулся, и ревет от гнева, что бросил одного. Что бы сделал я на его месте? Да убил бы просто. Размазал и ушел. Но он держался. Выплеснув первые эмоции, вскочил и заметался по кухне, не находя себе места. Не часто доводилось видеть его в таком состоянии.

– Извиняться не стану, – встал, отряхнулся и включил кофемашину. Аппарат зачихал, разливая черную ароматную жижу по прозрачным кружкам. – И умолять тоже не буду. Я сделал то, о чем мечтаешь ты.

– А о чем я мечтаю, Серёженька?

– О свободе, – звякнул кружками о стеклянную поверхность стола и закурил, наблюдая, как квартира медленно погружается в темноту.

– Мечтаю, – кивнул Олег и повернулся к мне, впервые посмотрев на меня открыто. – Вот только не жгу мосты ради…

– Ты её не получишь, – отпил из пыльной чашки, ощущая поскрипывание на зубах. – Ни ты, ни кто-либо другой.

– А с чего ты взял, что мне это нужно?

– Ни с чего, просто предупреждаю, так сказать, увожу разговор от бессмысленности. Поэтому давай поговорим открыто о том, что ещё можно изменить.

Олег взял кружку, выпил горячий кофе залпом, закурил и сел напротив.

– Я рассказывал тебе, как умерли мои брат и мама?

– Нет.