– Кофе, жвачки, сигареты, участвуйте в акции, за каждые пятьдесят литров вам возвращается одна копейка на бонусную карту… – монотонно бурчала кассирша, сама слабо понимающая, что предлагает клиентам.
Но мне было все равно, я щурилась, наблюдая в панорамное остекление автозаправочной станции, как ласковое весеннее солнце искрит на еще покрытых тонкой броней льда капотах автомобилей, как путается в по-безжизненному грустных деревьях, истерично раскачивающих голыми веточками в такт игривому ветру…
– Простите, но на карте недостаточно средств, – прохрипела женщина, изучая длинную ленту чека, которую выплюнут терминал.
– Что? Этого не может быть.
– Простите, но оплата не проходит, – женщина как-то покраснела и, извиняясь, протянула мне чуть смятую ленту.
– Хорошо… Хорошо, – стала рыться в сумке, быстро соображая, есть ли у меня какая-нибудь наличка. Последние пару месяцев жизнь, собственно, как и общение с человечеством, свелись лишь к безналичному расчету, к сухой и четкой работе приложений. Но к моему счастью, в кошельке были настоящие, довольно хрустящие купюры.
Не сумев собраться, я остановилась на парковке позади заправки и стала судорожно вытряхивать все барахло, скопившееся в довольно большой сумке. По кожаному сидению покатились монетки, мятные конфеты, ключи от старой квартиры, которые я никак не могла выбросить, чеки за платную парковку, сигареты. Последним выпал телефон. Не обращая внимания на уведомления, я быстро вошла в приложения онлайн банка, перестав дышать, пока телефон проверял введенный пароль.
– Сколько? – вслух заорала я, уставившись на жалкие тридцать восемь рублей, пылившиеся на моем счету.
«Это какая-то ошибка…» – крутилось в голове, пока я ждала онлайн выписку по счету. За последний месяц со счета было три больших списания. Я не могла вспомнить все даты, но помнила последнюю… Это было на прошлой неделе, двадцать восьмого февраля. Мне казалось, что Васька снова приехал, чтобы поддержать меня, зная, как я ненавижу этот день. Думала, что его грустные голубые глаза, обрамленные густой порослью темных ресниц, излучают сочувствие, ну, в крайнем случае – жалость. Жалость ко мне, а не сожаление.
Мозг просто вырубился, только сердце заходилось в страшном ритме, руки и ноги делали все сами, голова оборачивалась, смотря в зеркала бокового вида, я перестраивалась, обгоняла еле плетущиеся машины, попутно пытаясь дозвониться до Нины и Васьки. Но их телефоны молчали, не удостаивая меня даже сигналом автоответчика.
Последним, кто имел доступ к моей карте, был брат. Васька тогда жаловался, что снова оставил кошелек дома, бестактно роясь в моей сумке в поиске кошелька, чтобы оплатить очередную доставку опостылевшего фаст-фуда.
– Нееет… Он не мог, – шептала я, вновь и вновь пытаясь пробиться к братцу по телефону. Это были не просто деньги, это была сумма, на которую можно было что-то придумать, не боясь замерзнуть от голода в подворотне.
Я могла вернуться к тому, что умею, чем зарабатывала на жизнь последние годы. Могла закупить небольшую партию кружева, взять в аренду оборудование и шить на дому.
Мчалась в гостиницу, где остановился Васька. Мне просто нужно было посмотреть брату в глаза. Но у стойки администратора мне сообщили, что Василий уже три дня не появлялся, поэтому они утром осмотрели номер, на ручке которого болталась карточка «не беспокоить», но не нашли ничего, кроме горы окурков.
– А если Вы не хотите оплатить штраф за курение в номере за своего молодого человека, то советую не отвлекать нас от работы, – поставила точку в нашем разговоре администратор с густо накрашенными ресницами, слипшимися в огромные паучьи лапки.
– Нет, спасибо. Кажется, я уже оплатила за него какой-то штраф, – с этими словами высочила на улицу и рухнула на нагревшийся капот машины. По лицу снова потекли слезы. Я в последнее время постоянно реву, что бы ни происходило, я начинаю рыдать, позволяя горлу сжаться в спазме жалости к самой себе.
Еле собралась, чтобы влезть в салон авто, скрываясь от любопытных глаз прохожих, зевак-охранников и злой администраторши, до сих пор наблюдавшей за мной в незашторенное окно своего кабинета. Нашарив на соседнем сидении сломанную сигарету, закурила, даже не открывая окна. Густой дым быстро заполнял салон, сжигая кислород и еще утром дурманящую сладость весны, оседал на белоснежном салоне, волосах, мехе короткой шубы.
«Домой… Надо ехать домой».
Конечно, домой. Собрать вещи и перебраться в свою квартиру, Нине я не помешаю, а с другой стороны, почему я должна спрашивать ее разрешения, если это собственность моего отца? Проговорила, и на душе даже как-то стало чуть легче, словно кто-то впереди немного приоткрыл занавесу солнечного света в кромешной тьме последних месяцев жизни.