Табу

Девушки сидели кучкой, не обращая внимания ни на бомжей, что-то кричащих полицейскому, ни на меня, растерянно застывшую в центре холодной камеры. Присев на край облупленной скамейки, я закрыла глаза, пытаясь прийти в сознание, потому что мутная пелена так и грозила мне отключкой. Но я быстро пришла в себя, вернее, мне помогли. Красные от постоянного мороза руки, принесшие запах гнили и мочи, потянулись к белоснежному снуду.

– Эй, руки убрал, – заорала я, отталкивая наглого бродягу. Мужчина блеснул беззубой челюстью.

– Белоснежка, – прошептал он. – Такая чистая, свежая. Ты на чем попалась-то?

– Отвали, я сказала!

– Но ничего… Ничего. Скоро все завалятся спать, мы поговорим, – хрипло рассмеялся бомж, поддерживаемый парой собратьев примерно такого же вида.

И вот тут мне стало страшно. Я с замиранием сердца ждала, пока участок стихнет, и только нарастающий шорох напротив говорил, что про меня никто не забыл.

Нарастающая по своей насыщенности вонь говорила сама за себя. Пара рук схватила меня за плечи, а беззубый стал отчаянно срывать с меня шубу.

– Моей Маруське понравится, маловата, конечно, но ничего, похудеет ради такого-то богатства, – хрипел он, путаясь в застежках.

Не знаю, что на меня нашло, откуда взялись силы, но я встала и, взмахнув ногой, четко припечатала толстой подошвой зимних ботинок ему прямо по яйцам. Тишину участка разорвал нечеловеческий хрип, а хватка на моих плечах изрядно ослабла, позволяя мне вырваться.

– Слышь, ты, мразь, еще раз подойдешь, я не побрезгую и вырву твой «петушок» своими беленькими ручками, засуну в рот твоему дружку-ублюдку и заставлю его есть. Представляешь, как его гнилые зубы будут вонзаться в твою вонючую плоть? После такого твоя Маруська найдет кого-нибудь поукомплектованнее, чтобы греться суровыми зимними ночами в коробке из-под холодильника прямо на улице!

– Больная, – хрипел «беззубый», отползая все дальше. Даже проснувшиеся проститутки вжали головы, усердно отворачивая взгляды.

– Все, бл***, объявляется тихий час, – заорала я, напоследок пиная наглого оборванца. – И только пошевелись мне, мой сладенький. Я за себя не отвечаю!

Села на изрядно опустевшую лавку, на которой теперь даже могла лечь, и выдохнула, отпуская бушующий адреналин, не дающий страху пробиться наружу. Не время бояться…

Глава 17

****Оксана****

Сбилась со счета, сколько уже сижу в этой захудалой камере с приторным ароматом плесени и застоявшейся прелости. Изучила каждую трещинку в стенах, покрашенных слоёв в двадцать масляной краской странного желтоватого цвета. Но явно больше суток, потому как живот нещадно урчал от спазмов голода, а мочевой пузырь был готов вот-вот взорваться.

Ощущала себя, как в каком-то сериале про плохих ментов и бедняжку, за которую совершенно некому заступиться. Да, я осознавала всю патовость сложившейся ситуации. Но, признаться, была немного рада, что нахожусь в четырёх стенах, где ничего решать не нужно. Достаточно просто наблюдать за вялотекущей, но весьма увлекательной жизнью полицейского участка № 14 Ленинского района города ХХХ,  который встретил меня не совсем приветливо. Сотрудники менялись, принося в привычный уклад жизни новые нотки: кто-то был слишком шумным, кто-то молчалив, а некоторые даже не оборачивались в сторону переполненного «обезьянника».

Мои соседи тоже поредели. «Ночные бабочки» благополучно отбыли домой, чтобы отоспаться и вернуться на места патрулирования ночного города и его похотливых людишек. Ну, а бомжи, потеряв интерес ко мне и моей шубке, вытащили зажульканные карты и принялись играть в дурочка на желание. Я расслабилась и почти в полудреме наблюдала за тем, как «беззубик» скакал по камере, изображая бодрого жеребца.

Именно тогда желтый свет, заливавший тусклый «обезьянник», преградила мощная мужская фигура. Бородатый полицейский подошел к самой решетке, внимательно всмотрелся в мое лицо, затем в паспорт, а после молча достал телефон и вышел. Кстати, именно тогда меня пересадили в соседнюю камеру, где я оказалась единственной постоялицей, так сказать, люкс с минимальным набором удобств.

Шли часы, а ясности в мыслях не прибавилось. Я оказалась выброшенной на дорогу жизни, ровно так же, как и эти «милые Беззубики», ухохатывающиеся от нелепых попыток изобразить кряканье утки. Как только пыталась разложить мысли по полочкам, натыкалась на крепкую бетонную стену с жирным знаком «кирпич». Васька снял все деньги, а добрая мачеха продала единственную собственность, что оставил мне отец. А чем я лучше этих бомжей? Все, что осталось – гордость и новенькая машина. Интересно, ее еще не отогнали на штрафстоянку? А то заплатить мне будет за нее нечем, только если там не берут натурой…

****Лазарь****

– Сергей, это не серьезно,– отчитывал меня врач, настырно размахивая рентгеновскими снимками у меня за спиной, пока я собирал вещи. Его опасения были понятны, ведь я до сих пор не мог нагнуться, а если это мне и удавалось, то разогнуть меня могли только два здоровых медбрата. Но сил моих сидеть взаперти уже не было!