Табу и невинность

Так кем же мы являемся – жертвами ПНР либо ее наследниками? И как мы поступаем с наследством, оставшимся после нее и доставшимся нам, – отбрасываем или же принимаем?

Эта морально двусмысленная позиция прекрасно гармонирует с тем, что сегодня думает нормальный человек. У нормального человека, который прожил свой кусок жизни в ПНР, сохранились очень разные воспоминания. И сегодня есть масса ностальгии по более простым временам – вроде воспоминаний о войне, тюрьме или армии. В памяти остаются скорее забавные происшествия, а также ощущение безопасности, которое всегда окутывает то, что уже прожито, что не порождает дилемм, не служит источником новой боли.

Нормальный человек, информируют нас опросы общественного мнения, принимает и одобряет сегодня военное положение в большей степени, чем в 1982 году. А героя и патриота видит больше в Ярузельском, чем в Куклиньском. Как же тогда можно после этого иметь претензии к социал-демократии Польской Речи Посполитой (СдПРП) за то, что представители этой партии приглашают на свой съезд Ярузельского и бурно аплодируют ему? И стоит ли удивляться, что такое состояние общественного сознания приносит, как следствие, этой партии избирательные успехи?

Наша экономическая и общественная революция – ибо это настоящая революция – нагнала голосов левому крылу. И не нужно об этом жалеть. Такова плата за радикальные перемены. Раз мы их (слава Богу) не резали, не сажали, не лишали прав – поскольку таковы наши принципы и поскольку они добровольно отдали власть, за что им полагается от нас признательность, – мы заранее вписали в сценарий дальнейшей истории какую-то вероятность их возвращения, хотя нам и в голову не приходило, что это может произойти на самом деле, причем настолько скоро.

Поэтому нечего впадать в истерику. Но отвращение все-таки берет. Потому что история слишком уж свежая.

Почему симпатии избирателей столь радикально сдвинулись влево?

Отчасти картина укрепления левых сил, экспансии их влияния обманчива и вводит в заблуждение. В большей степени это правые провалились, чем левые укрепились. Правые осрамились и стали посмешищем по причине своей неэффективности и сварливости, неспособности ориентироваться в том, что важно, и неумения выйти за пределы честолюбивых амбиций отдельных личностей и узких группировок. Маргинализировались их партии, вспомнить названия которых трудно, да и незачем, – ведь вскоре правые снова их изменят. Исчезла партия «Соглашение центра», исчезли люди, которые когда-то вызывали надежды у своих сторонников. В опасной близости к политическому небытию оказался Александр Халл, когда покинул Демократическую унию – где он имел существенное влияние и шансы воздействовать на политику очередных правительств – в пользу неизбежно трудных для него связей с Христианско-национальным объединением (ХНО). Малоправдоподобно, чтобы какая-нибудь из правых партий, включая коалицию, образовавшуюся вокруг ХНО и Унии реальной политики, была в состоянии превзойти барьер, предусмотренный избирательным законодательством.

Под сильной угрозой находится Либерально-демократический конгресс (ЛДК). Трудно сказать, увеличит ли изобретательная и оригинальная избирательная кампания его шансы на выборах или же, напротив, сведет их к минимуму. Нет уверенности в том, какой эффект даст попытка радикальной модификации имиджа этой партии. Выдвижение на первый план таких проблем, как занятость, защита отечественного производителя от зарубежной конкуренции и этика в экономике, шокирующим образом контрастирует с распространенным – впрочем, в какой-то степени несправедливым – стереотипом ЛДК.

Электоральные аксиомы таковы: в сейме окажутся Демократическая уния, Польская народная партия (ПНП), Союз левых демократов (СЛД), ну, и Конфедерация независимой Польши – партия ни слева, ни справа, а вообще не оттуда, из совсем другого места. Плюс Беспартийный блок поддержки реформ, тоже из другого места – из Бельведера[39].

Сдвиг влево произошел, таким образом, потому, что правые решили совершить коллективное самоубийство, – вот первый вывод.

Это звучит как шутка, воистину мрачная, но может оказаться, что консервативно-либеральное крыло [вполне центристской] Демократической унии явится в будущем сейме фракцией, наиболее выдвинутой на правый фланг.

Для какой-то доли электората важным импульсом к сдвигу влево был опыт, извлеченный из нескольких месяцев правления Яна Ольшевского и Антони Мацеревича. Они испугали всех брутальностью и иррационализмом предпринятой ими попытки умерщвления польских элит с помощью документов из службы безопасности. Стало очевидным, что никакие силы не удержат эту часть правых от реализации их черной утопии. Меч Дзержинского должен был вновь стать инструментом революционных перемен, хотя и повернутым против других групп[40].

Еще одним источником укрепления левого крыла является позиция партий центра – тех, которые соучаствуют в решениях о судьбах Польши уже на протяжении четырех лет, за исключением краткого перерыва на правительство Ольшевского.