Умеренные самым решительным образом обращены к будущему, к проектам цивилизационного и культурного прогресса. Значительно меньше их интересует проблема памяти, сознания, идентичности сообщества. Они особенно чувствительны ко всяким крайностям этноцентризма и к проявлениям ксенофобии. Мелочное копание в проблемах прошлого затрудняет в их глазах интеграцию и сплочение общества вокруг великих вызовов: демократии, рыночной экономики, «возвращения в Европу». Только будущее может обеспечить устранение наследия, доставшегося от диктатуры. Выдвигаемое радикалами требование о декоммунизации может реализоваться лишь в ходе позитивного процесса построения демократии, правового государства, цивилизованных межчеловеческих отношений и экономики свободных людей.
Сохранение «контрактного» сейма[47]
и терпимое отношение к генералу Ярузельскому в роли президента суверенной Польши – причем в тот момент, когда разрезались мотки колючей проволоки, огораживавшей лагерь социализма, – были выражением прагматизма, заботы о легализме и спокойствии во время проведения по-настоящему революционных перемен. Они, однако, доказывали также недооценку морального и символического измерения перемен. Насколько же слабым аргументом был выдаваемый за образец «испанский путь»! Ведь существенным составным элементом этого, в общем-то, великолепного урока мирного перехода к демократии было следующее обстоятельство: в первые годы демократических перемен там преобладали силы, которые были родом из франкизма. Круглый стол – и это понятно в тогдашней польской ситуации – пролагал в качестве перспективы именно такой путь. И поэтому теперь, в новых условиях, его установления должны были оказаться подорванными.Тадеуш Мазовецкий, характеризуя политику своего правительства, воспользовался метафорой «жирной черты, которая должна отсечь прошлое». Провозглашалось намерение оценивать правительство и граждан лишь за то, каким образом они будут действовать в новой Польше. Фраза о «жирной черте» стала – благодаря не только пропаганде противников, но и практике лагеря умеренных – символом отказа поднимать проблему ответственности и вины. Уже после ухода с премьерского поста Мазовецкий говорил о драматизме дилемм, перед которыми он оказался: «В вопросе об отношении к прошлому произошло… определенное нарушение чувства справедливости… Однако надо также принять к сведению, что другого выхода тогда не было и что выхода нет и сейчас. Существуют такие ситуации, где подобные противоречия (между разными ценностями. –
Демократию – по мнению умеренных – можно строить только демократическими методами; рынок – считаясь с рыночными правилами игры и уважая их; правовое государство – строжайшим образом соблюдая все требования права и конкретных законов. Умеренные являются решительными врагами всяких чрезвычайных мер и средств, а значит, и любых чисток тоже. Персональные изменения должны совершаться путем демократических выборов, индивидуальных решений, по соображениям профессиональной компетентности и – в редких случаях – на основании политических или моральных критериев. Такая позиция обосновывалась отказом от принципа коллективной ответственности и ретроактивности (обратного действия) права. Существенными были также прагматические соображения: новая власть не располагала своими специалистами и чиновниками. Тем самым в такой ситуации единственным разумным выходом выглядело сохранение на месте старых элит и их постепенная замена новыми, хорошо образованными специалистами.
Особенно щекотливой представлялась проблема декоммунизации и люстрации. Не было создано законодательно санкционированного правового механизма элиминирования из публичной жизни людей, скомпрометированных в прошлом. Речь здесь идет главным образом о двух категориях лиц: «номенклатуре» – тех, кто занимал высокие посты в широко понимаемом аппарате власти, а также о «людях тени» – сотрудниках и агентах политической полиции.
В этом вопросе польские умеренные по сравнению с их венгерскими или чешскими коллегами были «экстремистами умеренности». На протяжении нескольких лет любая процедура по контролированию биографии тех лиц, которые претендовали на самые высокие должности в государстве, считалась противоречащей праву. Тем самым было признано нормальным, что граждане лишены возможности полностью оценить политические и моральные качества тех, кто хочет их представлять. Иными словами, ради защиты прав человека мирились с нарушением прав гражданина!