Табу и невинность

Расправа с прошлым должна иметь принципиальное практическое значение: обеспечить внешнюю безопасность, предотвратить патологический симбиоз коммунизма и капитализма, демократии и посткоммунистических мафий – словом, избежать «латиноамериканизации» Польши. Другим важным аргументом в пользу решительной декоммунизации и люстрации были моральные соображения, потребность в справедливости. Чтобы закрыть ту главу прошлого и придать смысл опыту и испытаниям нескольких поколений, надлежит вернуть миру моральный порядок, восстановить ясное деление на правду и ложь, добро и зло. В своем драматическом телевизионном выступлении непосредственно перед тем, как сейм выразил вотум недоверия руководимому им правительству, Ян Ольшевский защищал свою правоту, свои доводы: «Невозможно создать новую Польшу без воссоздания ее фундаментальных нравственных основ… Свободным народом, независимым государством не могут управлять люди, порабощенные собственным прошлым».

Моральные и юридические расчеты с прошлым служат для радикалов условием возможности продраться сквозь бури переходного периода. Совершающиеся перемены получат всеобщее одобрение лишь в том случае, если они будут укоренены в общественном чувстве справедливости. Иначе нам грозит отторжение демократии и рынка, ностальгия по коммунизму. Можно ли склонить людей к жертвам, лишениям и отказу от очень многого, неустанно повторяя лозунги о рынке, демократии, плюрализме, пути в Европу? А если нет, то не окажется ли, что единственным способом продолжения реформ будет попытка установления какой-то формы авторитарного правления? Как это ни парадоксально, может случиться так, что защитники демократии и прав человека – каковыми выставляют себя умеренные – в своем неведении, недопонимании или цинизме, руководствуясь идиллическим видением истории или страхом перед чернью, а также пренебрегая свойственной человеку потребностью в смысле и справедливости, будут содействовать интересам коммунистов и подготовят почву для диктатуры. Таким путем радикалы выворачивают наизнанку и обращают против умеренных обвинение в поддержке авторитарных тенденций. Обвинение, которое часто выдвигалось против них самих.

Идея правового государства в условиях выхода из коммунизма представляется радикалам абсолютно неприемлемой. Те, кто требуют считаться с существующим правом и законами, уважать и соблюдать их, на деле защищают – как они утверждают – бесправное, развращенное право, унаследованное от старого строя. Речь идет не об отдельных правилах и установлениях, а обо всей философии той правовой системы, которая служила защите тирании. Таким способом понятие законности и правопорядка делают посмешищем, равно как и распространяют нигилизм, а это явление особенно опасно в Польше, где уважение к закону никогда не имело слишком глубоких корней…

С годами к взглядам радикалов все больше склоняется «Солидарность». Вскоре после 1989 года деятели этого профсоюза дистанцировались не только от своих интеллектуальных союзников, которые в предыдущие десятилетия играли первостепенную роль в сопротивлении против диктатуры, но также от собственных умеренных лидеров – Збигнева Буяка и Владислава Фрасынюка, Богдана Борусевича и Яна Рулевского.

Умеренные в массовом порядке пополняют аппарат власти, отождествляют себя с государством, да и отождествляются с ним другими людьми. Они все чаще выражают недовольство тем фактом, что «Солидарность» выдвигает требования, связанные с защитой конкретных трудовых интересов, – вместо того, чтобы защищать общенародные цели, крупномасштабные проекты перемен. Язык умеренных – холодный и отстраненный – все сильнее напоминает язык любой власти. Когда летом 1992 года разразилась волна забастовок, [тогдашний премьер] Ханна Сухоцкая предостерегала: «Величайшей угрозой для нашего государства является разделение, с одной стороны, на людей, которые ощущают себя ответственными и хотят строить сильное государство, а с другой стороны, на тех, кто хочет усиливать в нем анархию и сеять деструкцию». Профессиональным союзам были сделаны строгие замечания.

Радикалы, не располагая ни престижем, ни положением умеренных, имеют наготове для неудовлетворенных и разочарованных профсоюзных деятелей простые ответы на стоящие перед теми вопросы идентичности и на необходимость определиться с направлением действий. Когда трудно принудить к существенным уступкам в экономической и общественной сферах, радикалы указывают на открытое перед ними поле активной деятельности: на политику, сферу значимых символов, борьбу за сохранение памяти, а в последнее время – на вопросы, связанные с созданием конституции. Миф великой «Солидарности» способствует политизации и радикализации нынешнего профсоюза.