Табу и невинность

Из подобного видения ПНР вытекает специфическое отношение к проблеме ответственности. Естественно, старо-новые признают необходимость наказать преступников. Однако помимо этого они против всяких попыток разобраться и рассчитаться с гражданами за их прошлое. И высказываются даже за сохранение пенсионных привилегий для работников сферы безопасности, если только тех не поймали в минувшие времена на каком-то конкретном преступлении. Старо-новые считают, что прошлое должно быть исключительно поприщем историков, они выступают сторонниками «нулевого варианта» в области морали. Проблема ответственности является, по их утверждениям, частным делом заинтересованных лиц. «Отчитаться перед своей совестью должен каждый, у кого есть на то желание, поскольку ПНР не состояла из горстки правителей и всех остальных, образующих собой героическую оппозицию», – говорит Александр Квасьневский. Но если все виновны, то виноват ли кто-нибудь на самом деле? Не суди других, ибо ты сам достоин осуждения.

У старо-новых иное видение перемен 1989 года по сравнению с умеренными и радикалами. Они подчеркивают добровольность передачи власти, напоминают о роли «реформистского крыла партии» для рождения демократии. По словам [еще одного бывшего коммуниста, а затем премьера и маршала сейма] Юзефа Олексы: «Демократическое течение в многомиллионной бывшей ПОРП, используя волны общественного недовольства, шаг за шагом ослабляло тугой корсет системы, пока не довело дело до политических перемен 1989 г.». Трудно спорить, что разложение партии и потеря элитами старого строя всякой веры в их историческую миссию сыграли существенную роль в подготовке изменений. Это элемент классического, ленинского определения «революционной ситуации». Однако отсюда очень далеко до позитивной мифологии старо-новых.

В излагаемой ими интерпретации истории можно обнаружить токвилевские элементы. В соответствии с Алексисом де Токвилем, подлинная революция, которую продолжили якобинцы и Наполеон, совершилась уже во времена абсолютной монархии. Ее сущность состояла в уничтожении традиционной общественной организации и институционального порядка, подчинении общества государством, в его далеко идущей централизации. В современной Польше – с точки зрения посткоммунистов – 1989 год лишь ускорил и углубил процессы, начавшиеся значительно раньше. Одни видят момент перелома в политике Ярузельского, другие требуют, дабы рождение III Речи Посполитой датировалось… 1956 годом. Что угодно, только бы релятивизировать, тривиализировать 1989 год! То же самое, хотя и по другим причинам, делают радикалы.

По мнению Збигнева Семёнтковского, [еще одного «бывшего», участника переговоров Круглого стола в качестве консультанта властей, а затем главы МВД и координатора спецслужб], те группы, которые создали Социал-демократию Польской Речи Посполитой, «вписывались в существовавшее в ПОРП с 1956 г. течение исканий и действий, которое довело до детотализации Польши, расширения ее суверенитета и до демократизации власти. Представители этого течения очень активно действовали, встречались, публиковались во внутренних бюллетенях, пытались доставлять различные материалы на письменные столы тех, кто принимал политические решения». Миф о своем «благородном» происхождении является существенным элементом идентичности всякой группы – он служит укреплению ее сплоченности, отвечает на вопрос, что она собой представляет и почему существует. Точно так же обстоит дело и в случае старо-новых. Это правда, что 1980-е годы заметно отличались от 1960-х и 1970-х. Настоящая пропасть отделяет времена сталинизма от Польши после 1956 года. Однако сложность указанного процесса имеет мало общего с тем, каким способом его представляют старо-новые, ищущие для себя пристойные исторические корни.

Старо-новые попрекают иногда людей «Солидарности» нарушением каких-то условий из договоренностей Круглого стола. «Содержащийся там контракт, – неоднократно говорил Юзеф Олексы, – предусматривал, что ПОРП сохранит власть еще на четыре года. А „Солидарность“, располагая влиянием на государство в качестве оппозиции, тем временем будет готовиться к правлению». Убежденность бывших деятелей ПОРП в наличии у них квалификации и тех качеств, которых был лишен лагерь «Солидарности», сохранилась, как мне кажется, вплоть до сегодняшнего дня. Правительства, сформированные Союзом левых демократов и Польской народной партией, скажем деликатно, не подтверждают этого убеждения.

Воля польского общества, выраженная [на первых свободных выборах] 4 июня 1989 года, а также темп перемен, происходящих в мире, привели к тому, что сценарий, предусмотренный в договоренностях Круглого стола, оказался целиком и полностью нереалистичным. Олексы по прошествии лет формулирует обвинения таким образом, как если бы революция 1989 года не вымела из этого региона понятие «ограниченного суверенитета» государств и их граждан.