Табу и невинность

Радикалы имели два шанса на внедрение своих планов в жизнь. В первый раз – после победы Леха Валенсы на президентских выборах. Разжигая перед выборами «войну в верхах», Валенса встал во главе радикалов. Яцек Куронь видел в том лагере, который сконцентрировался тогда вокруг этого профсоюзного лидера, последнее олицетворение рабочего движения, носящего революционный характер. Движения, которое было окончательно сломлено самим же Лехом Валенсой, когда он покинул радикализм и рабочих на остановке под названием «Президентство».

Второй надеждой радикалов было правительство Яна Ольшевского. В столкновении с действительностью выяснилось, насколько трудным является внедрение в жизнь их видения перемен. Единственным радикальным достижением этого правительства явилась попытка провести люстрацию среди представителей высших государственных властей. Способ ее осуществления скомпрометировал идею, которую они страстно и беззаветно защищали, фактически поспособствовав падению этого правительства. В стране с наиболее сильными оппозиционными традициями среди всего постсоветского блока в списки сотрудников тайной полиции попали фамилии нескольких десятков первых лиц государства. Таким вот способом радикалы – нередко руководствуясь необходимостью моральной чистоты – дошли до гротескной карикатуры на собственные концепции.

Старо-новые…

…защищают ПНР. Она была для них Польшей трудных времен и великих свершений, хотя – признают сами эти деятели – в истории ПНР можно обнаружить и не очень-то красивые вещи. Послевоенные политические разделения вытекали, по мнению Ежи Вятра[56], «из международной ситуации, в которой правившие тогда левые силы искали для Польши как можно более выгодных условий развития в рамках мира, разделенного холодной войной и доминированием соперничающих держав». Люди этой направленности любят сегодня обвинять Запад в тогдашнем предательстве, в том, что он сдал Польшу Москве. Однако, говоря о геополитических обусловленностях, они обычно обходят молчанием иностранное происхождение и революционный, тоталитарный характер польских правительств того времени. Подчеркивают, если можно так сказать, патриотические, общенародные функции коммунистического государства. Вспоминают об [освоенных] западных землях, славят социальную справедливость, индустриализацию, урбанизацию, восстановление Варшавы, развитие школьного дела и образования, здравоохранения, цивилизационный прогресс народных масс и т. д.

Укорененность ПНР в обществе была, как они доказывают, не только результатом насилия. Социализм до самого конца располагал весьма многочисленными приверженцами. Конфликтное, сильно поляризованное видение общества, в котором «нам» противостоят «они», – широко представленное в эмиграционной и оппозиционной публицистике времен ПНР – для них является лишь отражением политического и интеллектуального сознания тогдашних маргиналов. По мнению Александра Квасьневского, ПНР – «это было все общество, которое тогда училось и работало. И решительное его большинство может сегодня ходить с высоко поднятой головой».

Произнесенное им в сейме слово «простите» не содержало в себе ни осуждения ПНР, ни признания далеко не случайного, системного характера тогдашнего зла. Квасьневский осудил методы и попросил прощения у тех, «кто до 1989 г. испытал обиды и бесчестные действия со стороны власти и системы». Лидер Социал-демократии Польской Речи Посполитой (СдПРП) одновременно обращался с призывом к тем людям, которые в годы революции «Солидарности» почувствовали себя «отверженными, чей честный труд и его плоды были поставлены под сомнение», к тем, «у кого отняли достоинство и удовлетворенность достижениями минувших десятилетий». Квасьневский говорил им: «Вы имеете полное право ходить, не опуская глаз. Благодаря вам страна восстанавливалась и строилась, миллионы людей учились, развивалась экономика и народное хозяйство, обеспечивалась внешняя и внутренняя безопасность». Такими должны быть источники гордости и основания для чувства достоинства у его электората – не вновь возвращенный суверенитет, не совместно достигнутая демократия, не болезненные и дорого оплаченные, но важные для нашего будущего экономические изменения, а гордость инвестициями в историческое банкротство. Гордость тем фактом, что мы оказались на боковой ветке национальной и всеобщей истории.

Вплоть до сегодняшнего дня многие из старо-новых с маниакальным упорством возвращаются к тезису о случайном падении ПНР. «Солидарность» была, утверждает [бывший премьер родом из коммунистов] Лешек Миллер, «очередным движением по реформированию реального социализма». «Социализму да, искажениям нет» – таким вот образом истолковывает устремления общества популярный лозунг эпохи Ярузельского, часто цитируемый старо-новыми. Лозунг, поразительно похожий на формулу Людовика XVIII «l’Ancien r'egime moins les abus» – старый (то есть королевский) порядок, но без злоупотреблений. Такова утопия каждой контрреволюции.