Taedium phaenomeni (СИ)

      Юу понятия не имел, что делает здесь, куда и для чего продолжает двигаться: в тумане, поднимающемся из-под земли, в скорых рассветах, приходящих с гудроновых аэродромов, танцевали прозрачным шорохом одежд знакомые призраки - развевались вымазанные в дегтярном меду волосы, взлетали юбки, тащилась по мокрой грязной земле серая вуаль, и каждый шаг прозрачной женщины превращался в три шага его: не догнать, не поймать, сколько ни тяни руку, сколько ни хватай пальцами ускользающий синий воздух, тугой, будто живот носящей матери.

      «Идем... - шептало медовое видение, звало оно, рисовало ладонью по кислородному стеклу, оттопыривало локоть, вышивало гобеленом улыбку. - Идем, я все жду, все жду тебя... Идем со мной. За мной. Лотосы, лотосы, лепестки, пшеница, летнее горячее солнце, твое обещание... Ты помнишь? Помнишь ли ты меня, его?»

      Юу качал головой, кусал от бессилия губы. Протягивал руку снова и в ужасе понимал, что та – совсем не его.

      Не его это рука, не его пальцы под белым казинетом перчатки, не его кровь, даже расцветка не та. Не его одежда, не его грубые мужские формы, не его сила, не его шаги, ставшие вдруг размашистыми, солдатскими, хищными, тигрино-догоняющими, влюбленными: это вообще не он, это кто-то другой, кто торчит в его голове, кто насылает свои сны, кто не желает оставлять в покое.

      Он ведь тоже, наверное, теперь влюблен, только не в эту бабу с огромными сиськами, колышущимися от движений, взлетов, напряженных голосовых связок. Он тоже теперь хочет жить, только не в этой личине, не в этом месте, не в чужом навязанном кошмаре – довольно с него этих чертовых кошмаров.

      Хватит, проклятый призрак! Хватит, проклятый старик! Ты уже сдох, ты давно сдох, ты отжил свое, так оставь меня в покое! Я ненавижу тебя, я ненавижу твою бабу за то, что вы оба продолжаете лезть в мою жизнь! За то, что в моем мозгу сидят твои клетки - это не делает нас ближе, это никак не роднит нас, я бы с удовольствием вырвал их и сжег, я бы забыл о тебе, но, черт, не могу: никто не может добраться до своих проклятых извилин, если не хочет спровоцировать проклятую смерть, пусть его телу и обещали, будто оно вечное, будто без износа, будто вытерпит, если постараться, все.