Читаем Таганский Гамлет. Реконструкция легенды полностью

С недавним медом клятв его в душе,

Теперь, когда могучий этот разум,

Как колокол надбитый, дребезжит,

А юношеский облик бесподобный И

зборожден безумьем? Боже мой!

Куда все скрылись? Что передо мной?

Гамлет! Гамлет!


(Офелия рыдает)


Звучит флейта. Во время монолога Офелия движется непрерывно по занавесу и в конце падает в могилу, и занавес накрывает ее в могиле.[72]

Ее монолог показывает, что она не поняла, что происходит, почему Гамлет так взбешен. От всего, что на нее навалилось, она как-то не придала значения тому, что он мог прийти в такое отчаяние.

Эта сцена привела ее к сумасшествию. Фактически в этой сцене после монолога она уже сброшена в могилу.


Король и Полоний возвращаются.


Король


Любовь? Он поглощен совсем не ею.

К тому ж — хоть связи нет в его словах,

В них нет безумья. Он не то лелеет

По темным уголкам своей души,

Высиживая что-то поопасней.

Чтоб вовремя беду предотвратить,

Пришел я к следующему решенью:

Он в Англию немедля отплывет

Для сбора недовыплаченной дани.

Быть может, море, новые края,

И люди выбьют у него из сердца

То, что сидит там и над чем он сам

Ломает голову до отупенья.

Как думаете вы?


Полоний


Что ж — это мысль.

Пускай поплавает. Но я, как прежде

Уверен, что предмет его тоски —

Любовь без разделенья — дочь.

Не повторяй, что Гамлет говорил,

Слыхали сами.

Я думаю, когда пройдет спектакль,

Устроим встречу принца с королевой,

Пусть с ним поговорит наедине.

Хотите, я подслушаю беседу?

А если не узнаем ничего,

Сошлете в Англию, иль заточите,

Куда сочтете нужным.


Король


Да, нет спора.

Безумье сильных требует надзора


Уходят.


Схема движения занавеса. Положение 12


Рисунок 14


Музыкальный акцент. Темнота. Выходит Гамлет, хлопает в ладоши.


Гамлет. Прошу! Прошу вас, господа!


Появляются актеры.[73]


1-й актер. Ап!


(Актеры поднимают занавес)[74]


Гамлет. Любезный, вот эти шестнадцать строк![75]

Говори, пожалуйста, легко и без запинки. Если ты собираешься кричать их, как сегодня утром, то лучше было бы отдать их городскому глашатаю. И вот еще что: не нужно, пилить воздуха вот эдак вот руками.

1-й актер. Вот так не надо? (Пилит воздух руками)

Гамлет. Не надо.

1-й актер. Хороший штамп.

Гамлет. Во всем соблюдайте меру. В потоке, в буре и, скажем, в урагане страсти нужно учиться сдержанности, верно? Ну как не возмущаться, если здоровенный детина в саженном парике рвет страсть в куски и клочья. Я бы просто отдал высечь такого молодчика за одну только мысль переиродить ирода. Избегайте этого.

1-й актер. Будьте покойны, мой благородный принц.

Гамлет. Однако и без лишней скованности, во всем слушайтесь внутреннего голоса. Каждое нарушение меры отступает от назначения театра, цель которого во все времена была и будет: держать, так сказать, зеркало перед природой,[76]и показывать доблести ее истинное лицо, но и ее истинное лицо — низости, а каждому веку истории — его неприкрашенный облик. Так вот, если здесь перестараться или наоборот недоусердствовать, то непосвященный будет смеяться, а знаток опечалится, а суд последнего, с вашего позволения, должен для вас превышать целый театр, полный первых.

Мне попадались актеры, и среди них прославленные и даже до небес. И они так двигались и завывали, что просто брало удивление.

1-й актер. Я надеюсь, у себя мы эти крайности несколько устранили.

Гамлет. Устраните совершенно. И вот еще. Играющим дураков, запретите говорить больше, чем для них написано[77]. Некоторые доходят до того, что хохочут сами для увеселения худшей части публики, именно тогда, когда наступил самый ответственный момент пьесы. А это низко и показывает, какое жалкое тщеславие у глупца. Пойдите, приготовьтесь.[78]

1-й актер. Занавес!


Актеры уходят. Входят Полоний, Розенкранц и Гильденстерн.


Гамлет. Ну что, согласен король посмотреть эту пьесу? Полоний. И королева тоже, и как можно скорее.

Гамлет. Прекрасно. Поторопите актеров.


Полоний уходит.


И вы вдвоем пойдите поторопить актеров.


Розенкранц и Гильденстерн уходят.


Горацио!


Входит Горацио.


Горацио


Здесь, принц, к услугам вашим.


Гамлет


Горацио, ты изо всех людей,

Каких встречал я в жизни, самый лучший.


Горацио


О, что вы, принц.


Гамлет[79]


Не думай, я не льщу.

Зачем мне льстить, когда твое богатство

И стол и кров — один веселый нрав?

Нужде не льстят. Подлизам предоставим

Умильничать в передних богачей.

Пусть гнут колени там, где раболепье

Приносит прибыль. Слушай-ка. С тех пор

Как для меня законом стало сердце

И в людях разбирается, оно

Отметило тебя. В тебе есть цельность.

Все выстрадав, ты сам не пострадал.

Ты сносишь все и равно благодарен

Судьбе за гнев и милости. Блажен,

В ком ум и кровь такого же состава.

Он не рожок под пальцами судьбы,

Чтоб петь, смотря какой откроют клапан.

Кто безупречен? Дай его сюда,

Я в сердце заключу его с тобою,

В святилище души. Но погоди.

Сейчас мы королю сыграем пьесу.

Я говорил тебе про смерть отца.[80]

Там будет точный сколок этой сцены.

Когда начнется этот эпизод,

Будь добр, смотри на дядю, не мигая.

Он либо выдаст чем-нибудь себя

При виде сцены, либо этот призрак

Был демон зла, а в мыслях у меня

Перейти на страницу:

Все книги серии Культурный слой

Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая
Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая

О Марине Цветаевой сказано и написано много; однако, сколько бы ни писалось, всегда оказывается, что слишком мало. А всё потому, что к уникальному творчеству поэтессы кто-то относится с благоговением, кто-то – с нескрываемым интересом; хотя встречаются и откровенные скептики. Но все едины в одном: цветаевские строки не оставляют равнодушным. Новая книга писателя и публициста Виктора Сенчи «Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая» – не столько о творчестве, сколько о трагической судьбе поэтессы. Если долго идти на запад – обязательно придёшь на восток: слова Конфуция как нельзя лучше подходят к жизненному пути семьи Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. Идя в одну сторону, они вернулись в отправную точку, ставшую для них Голгофой. В книге также подробно расследуется тайна гибели на фронте сына поэтессы Г. Эфрона. Очерк Виктора Сенчи «Как погиб Георгий Эфрон», опубликованный в сокращённом варианте в литературном журнале «Новый мир» (2018 г., № 4), был отмечен Дипломом лауреата ежегодной премии журнала за 2018 год. Книга Виктора Сенчи о Цветаевой отличается от предыдущих биографических изданий исследовательской глубиной и лёгкостью изложения. Многое из неё читатель узнает впервые.

Виктор Николаевич Сенча

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Документальное
Мой друг – Сергей Дягилев. Книга воспоминаний
Мой друг – Сергей Дягилев. Книга воспоминаний

Он был очаровательным и несносным, сентиментальным и вспыльчивым, всеобщим любимцем и в то же время очень одиноким человеком. Сергей Дягилев – человек-загадка даже для его современников. Почему-то одни видели в нем выскочку и прохвоста, а другие – «крестоносца красоты». Он вел роскошный образ жизни, зная, что вызывает интерес общественности. После своей смерти не оставил ни гроша, даже похороны его оплатили спонсоры. Дягилев называл себя «меценатом европейского толка», прорубившим для России «культурное окно в Европу». Именно он познакомил мир с глобальной, непреходящей ценностью российской культуры.Сергея Дягилева можно по праву считать родоначальником отечественного шоу-бизнеса. Он сумел сыграть на эпатажности представлений своей труппы и целеустремленно насыщал выступления различными модернистскими приемами на всех уровнях композиции: декорации, костюмы, музыка, пластика – все несло на себе отпечаток самых модных веяний эпохи. «Русские сезоны» подняли европейское искусство на качественно новый уровень развития и по сей день не перестают вдохновлять творческую богему на поиски новых идей.Зарубежные ценители искусства по сей день склоняют голову перед памятью Сергея Павловича Дягилева, обогатившего Запад достижениями русской культуры.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Александр Николаевич Бенуа

Биографии и Мемуары / Документальное
Василий Шукшин. Земной праведник
Василий Шукшин. Земной праведник

Василий Шукшин – явление для нашей культуры совершенно особое. Кинорежиссёр, актёр, сценарист и писатель, Шукшин много сделал для того, чтобы русский человек осознал самого себя и свое место в стремительно меняющемся мире.Книга о великом творце, написанная киноведом, публицистом, заслуженным работником культуры РФ Ларисой Ягунковой, весьма своеобразна и осуществлена как симбиоз киноведенья и журналистики. Автор использует почти все традиционные жанры журналистики: зарисовку, репортаж, беседу, очерк. Личное знакомство с Шукшиным, более того, работа с ним для журнала «Искусство кино», позволила наполнить страницы глубоким содержанием и всесторонне раскрыть образ Василия Макаровича Шукшина, которому в этом году исполнилось бы 90 лет.

Лариса Даутовна Ягункова

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства
Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства

Эта книга представляет собой переиздание труда крупнейшего немецкого ученого Вильгельма Фридриха Оствальда «Farbkunde»., изданное в Лейпциге в 1923 г. Оно было переведено на русский язык под названием «Цветоведение» и издано в издательстве «Промиздат» в 1926 г. «Цветоведение» является книгой, охватывающей предмет наиболее всесторонне: наряду с историко-критическим очерком развития учения о цветах, в нем изложены существенные теоретические точки зрения Оствальда, его учение о гармонических сочетаниях цветов, наряду с этим достаточно подробно описаны практически-прикладные методы измерения цветов, физико-химическая технология красящих веществ.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вильгельм Фридрих Оствальд

Искусство и Дизайн / Прочее / Классическая литература