Таганский Гамлет. Реконструкция легенды

М. ТУРОВСКАЯ. Да, вот что касается покойников, мне они как раз понравились. Я не знаю, почему они не понравились другим, мне понравились.

Ю. ЛЮБИМОВ. Кто?

М. ТУРОВСКАЯ. Эти покойнички. И один Гамлет еще живой, так сказать, среди них всех. Ну, не знаю, я ничего не могу сказать, мне эта сцена понравилась, мне не показалось, что их много.

Ю. ЛЮБИМОВ. По Шекспиру — три. Так они и есть.

М. ТУРОВСКАЯ. Нет, я говорю не о черепах, я говорю о покойниках, когда они валяются на сцене в конце.

Ю. ЛЮБИМОВ. Ах, вас не шокирует?

М. ТУРОВСКАЯ. Нет, меня не шокируют почему-то. Не знаю, не могу сказать.

Ю. ЛЮБИМОВ. Кто хочет выступить? Больше нет желающих? Да?

М. ЕРЕМИН. Я только хотел бы поддержать то, о чем говорила Туровская, — больше перепадов от почти вульгарности к возвышенности. Вернее, там, где появится вульгарность, там появится право на возвышенность, которая не будет нас резать мнимой поэтичностью многих постановок Шекспира. Вот в «Быть или не быть», в двух вариантах — это получилось. И хорошо, что это получилось. И тогда появится право на большее, на эту инфернальность, о которой говорили здесь, которая, не будучи опёрта на вульгарность, будет звучать немножко фальшиво. Это одно.

И второе. Как в кинематографическом черно-белом фильме, где-то в финале мне не хватило какого-то цветового удара. Я не знаю, цветового или светового, может быть, действительно, как у Эйзенштейна в «Иване Грозном», так сказать, крови, которая в последней цветной части вдруг появляется; понимаете ли, сумерки тут немножко слишком, а чего-то другого нет. Может быть, яркого света, как в призраке, вы сделали наоборот вдруг, вместо обычного сумрака, яркий свет: это прекрасно, с моей точки зрения. И здесь нужен либо этот яркий свет, либо что-то еще.

Ю. ЛЮБИМОВ. Это все Шекспир: «Один сплошной лишай», «Створожилась вся кровь, как молоко», — он любит гадости. «Фортуна… так вы в самой середине, значит?» — «Да».

Так-с, еще кто желает? Благодарю вас. Артисты сидят. Спасибо.

Эпизод 15 После обсуждения

Любимов собирает артистов на беседу. Все рассаживаются в зале вокруг него.

Любимов: — Теперь я вам скажу, с чем я согласен… Владимир где? Высоцкий! Высоцкий!! Я же не разрешал выходить. Володя!

Высоцкий: — Да, Юрий Петрович, я просто вышел…

Любимов: — Идите сюда. Садитесь и закрывайте дверь. Кому невтерпеж, можете сесть к столику и покурить.

Филатов: — Сейчас. (Филатову не удалось улизнуть, чтобы покурить)

Любимов дает Филатову сигарету:

— На, на, только не бегайте, Христа ради, не бегайте.

Значит, первое. Это настолько все сложно, что надо делать еще одно усилие, чтоб спектакль встал прочно. С какими замечаниями я согласен. О значительности характеров. Это нисколько не значит, что тут нужно пыжиться. Нет. Расшифровать на языке нашей профессии, педагогической, режиссерской и актерской это нужно так: что с такой же страстью то, что он делает в своей сфере, они также делают в своей низменной сфере. Пример такой, Ваня:

Любимов обращается к И. Дыховичному, который играет роль Розенкранца.

— Он нисколько не менее наполнен, чем Гамлет после «Мышеловки», когда говорит: «Что вам надо? Что вы выкабениваетесь?! Вас же назначили. Вы что, не понимаете, что у вас шанс есть? Вас же сотрут в порошок. Что вы дурака валяете?! Соглашайтесь!». Вам нужно, чтобы он согласился, потому что тогда вы будете в дамках. Он будет в выигрыше, если Гамлет пойдет на компромисс, когда король подохнет, вы у него станете советником. Вы как Полоний. У таких людей очень точные варианты. Выражается это конкретно в финансовом смысле, в благах. Он и Гамлет — за разное воюют. Поэтому и возникла в замысле мысль повторять важнейшие коллизии для всех персонажей. Быть или не быть — решается для всех. «Смерть короля уносит всех близстоящих». Значит, и вашей паре — Розенкранцу и Гильденстерну — укрупнять характеры нужно по этой линии. Потому что есть люди, которым…

Любимов неожиданно прерывает сам себя.

— Перестаньте шептаться и слушайте внимательно!.. Когда говоришь с вами, то ищешь слова, чтобы они вам помогли. А вы бестактностью часто выбиваете эти слова.

После паузы, когда все замолкают, он продолжает:

— И эти люди тогда будут крупнее. Вы меньше с этим сталкиваетесь, чем я, поэтому вам это, как говорят, до лампочки. Это страшные вещи, когда со спокойной улыбкой говорят какие-то вещи или наоборот, совершено с неприкрытым цинизмом говорят: «А чего это вы делать будете? Ничего вы не будете делать, если не согласитесь», — и все понимают, что ничего не будешь делать. А вы еще зачастую лагерь злодеев, не понимаете. И укрупнять характеры нужно по этой линии.

Я сейчас буду говорить сбивчиво.

Почему я так сержусь и недоволен атмосферой в репетиционный период этого спектакля. Вы плохо знаете театральную историю — каждый режиссер ставил «Гамлета».