Таганский Гамлет. Реконструкция легенды

Разнять их! Так нельзя.

Любимов: — Вы меняетесь местами. Поменяйте шпаги.

Высоцкий: — Юрий Петрович, можно сделать формально (показывает).

Любимов: — Нет, Володя, это не формально. Это нарушение приема.

Высоцкий: — Нарушение приема, когда мы бороться начинаем. Ведь мы все равно начинаем бороться.

Любимов: — Нарушение приема, если сходиться всерьез. А попробуйте условным приемом.

Король

Стой, выпьем. — За твое здоровье, Гамлет!

Жемчужина твоя. — Вот — твой бокал.

Гамлет

(Берет в рот глоток, полощет горло и выплевывает)

Любимов: — Володь, только не торопись. Поднесут бокал. Возьмешь. Веня, это сыграть надо: «Все! Готов!». Володя, и надо глотнуть — и пауза. А ты, и ты — отыграйте: все, готов. Потом он неожиданно прополоскал и выплюнул.

Гамлет

Не время пить. Продолжим. Защищайтесь.

(Бьются)

Любимов: — Теперь нужно меняться шпагами. Я хотел попробовать просто формально переменить шпаги.

Высоцкий: — Юрий Петрович, можно вот что сделать. Смотрите, Юрий Петрович… (Показывает. Бьются)

Любимов: — Только друг друга не ударьте.

Высоцкий: — Опускай шпагу. Встали в позицию, король заорал. (Кри

чит за короля)

Любимов: — Только вместо «разнять» скажи: «Нет, так нельзя!» — что-нибудь в этом духе, но только, не теряя размера.

Смехов: — «Нет, так нельзя», — то есть должен был быть нанесен удар, да?

Любимов: — Нет, надо переменить шпаги и нанести удар. «Удар! Откуда кровь?»

Смехов: — Нет-нет, сначала удар, потом меняются шпагами и ударяет тот его. Они оба друг друга ранят.

Филатов: — Юрий Петрович, я здесь не присутствую, в этой сцене вообще?

Любимов: — Вы там стоите, вам начинать сейчас финал. Дайте ему бокал из портала.

Гамлет

Так на же, самозванец-душегуб!

Глотай свою жемчужину в растворе!

Как, и рапира с ядом? Так ступай,

Отравленная сталь, по назначенью!

<…>

Все кончено, Гораций.

Прощай, расскажешь правду обо мне

Непосвященным.

Боже мой, каким

Бесславием покроюсь я в потомстве…

Любимов (в микрофон Алику): — У тебя есть дополнительный свет на крест?

Странное у вас пребывание на сцене. Спектакль не сыгран, не выпущен, неизвестно, как он выйдет, такое совершенно наплевательское отношение ко всему.

Еще раз переход. Зал выключен. Алик, переход. Затемнение, когда они лежат.

Где у вас череп, Екатерина Андреевна? Что вы не знаете, что репетиция идет, что ли? (…)

Эпизод 17 Стенограмма обсуждения спектакля «Гамлет» в Главном управлении культуры исполкома Моссовета 22 ноября 1971 года[172]

(Председательствует Б. В. Покаржевский)

Б. ПОКАРЖЕВСКИЙ[173]. Начнем, товарищи!

Пожалуйста, — Михаил Михайлович.

М. МИРИНГОФ[174]. Руководство Управления поручило мне высказать наши соображения по спектаклю.

Вероятно, нет надобности говорить, что произведение «Гамлет» Шекспира в каждую эпоху было предметом, где господствующие классы выявляли свои идеи, свои взгляды; больше того — «Гамлет» использовался самыми различными философскими школами, самыми полярными по своему мировосприятию, по своему миросозерцанию.

Действительно, «Гамлет» является одним из величайших и сложнейших произведений мирового театра. На протяжении многих веков он является спутником духовной жизни человечества, его духовного возмужания.

И в творчестве Шекспира, и особенно в этом великом произведении мы видим движение гуманизма от иллюзий, высвобождения от иллюзий к суровой жизненной правде. Это произведение появилось в то время (я имею в виду эпоху Ренессанса), когда великий Шекспир увидел и вторую сторону этой действительности, ее темный лик, когда перед ним открылось бескрайнее море бедствий, и он указал человечеству на страшную угрозу хищного индивидуализма и вандализма. В «Гамлете» не только изображено общество, порожденное злом, но — что важнее — и осознание зла, стремление постичь его корни. Это произведение, в котором вы чувствуете — ив этом его современное звучание — защиту человечества. Пафос трагедии — это негодование против всесилия зла.

Трагедия Гамлета — это трагедия осознания несовместимости идеалов героя с конкретными, реальными условиями всякого общества, вернее — всякого классового общества, и в этом величие этого произведения, и в этом его бессмертие.

Говоря словами Энгельса, герои трагедии находились в гуще интересов своего времени, принимали живое участие в практической борьбе, становились на сторону той или иной партии и боролись — кто словом и пером, кто мечом, а кто тем и другим вместе. Отсюда — та полнота и сила характеров, которые делают их цельными.