Таганский Гамлет. Реконструкция легенды

Почему я так настойчив в этом? Это обкрадывает ваш замысел, ваш собственный замысел образа Гамлета, ибо здесь он переосмысливает не только положение Дании, Клавдия, а приходит к большим социальным обобщениям мира, завоевательных войн, бессмысленности войн. Отказаться от этого дела ни в коем случае, на мой взгляд, нельзя.

…Поворотный пункт в трагедии и в самом спектакле — это, как известно, «Мышеловка». И для нас, для зрителей, театр должен добиться, чтобы увидеть, как же реагируют король и королева на спектакль «Убийство Гонзаго», и то, как за ними наблюдают Гамлет и Горацио. Здесь, у Шекспира — это мог сделать только Шекспир как великий знаток театра — показана сила воздействия искусства, как оно испытывает совесть человека: дрогнет совесть короля или не дрогнет, и как она призовет его к ответу?..

Но, к сожалению, Юрий Петрович, мы не видим потрясения короля, больше того — так мизансценирована эта сцена в отличие оттого, что я видел летом, — он даже плохо виден, потому что когда идет пантомима, она заслоняет фигуру короля. Но я не берусь давать рекомендации, я имею дело с большим художником, вопрос идет не об этом, — но это событие не сыграно в спектакле. Может быть, отнесемся снисходительно к тому, что я сейчас скажу, но когда играют пантомиму, это последнее звено, когда вливается яд в ухо короля, — это надо играть более зло.

Смехов очень холоден, он декоративен, и это тоже не помогает тому, чтобы это событие было сыграно, а без этого нет поворота во всей трагедии.

Нам думается, что в спектакле утрачена фигура Горацио. Сейчас это плохо запоминающаяся фигура. Он очень невыразителен, а между тем это именно ему, Горацио, Гамлет завещает поведать миру о судьбе Гамлета, открыть человечеству глаза на правду. Гамлет не только хочет оправдать себя в глазах потомства, но его желание, чтобы его жизнь и борьба, его духовные искания послужили уроком, примером борьбы для остающихся в живых. Кому же он доверяет это? Именно Горацио. Если для него отец был человеком в полном смысле этого слова, и если он разочаровывается в некоторых людях, то для него остаются другие люди, такие как Горацио. Для него идеал — это Горацио, это совершенный человек. Он говорит:

Горацио, ведь ты изо всех людей,

Каких я знаю, самый настоящий.

…

Все выстрадав и сам не пострадав.

В тебе есть цельность…

Цельность! Сохранить это качество там, где жизнь — тюрьма, — уже подвиг. Это относится и к Гамлету.

Шекспир дал мыслям Гамлета гласность, выход к людям, дал Горацио. Это он рассказывает людям повесть о своем времени, о Гамлете, о его прекрасной жизни.

Поэтому, мне думается, что вам надо серьезно продумать, чтобы где-то эта фигура совершенно не была утеряна в спектакле, потому что это одна из важнейших гуманистических фигур. Здесь это представлено довольно бедно, но то, что дает Шекспир в образе Горацио, дает совершенно обстоятельную картину, что это за человек и что он значит для потомства.

Тема смерти — она пронизывает всю трагедию. Это очень важная тема, и с нее начинается спектакль. Что интересно в этом смысле в замысле постановщика? Здесь, может быть, впервые в истории постановки «Гамлета» эта тема приобретает свою конкретность. Я имею в виду свежую, разрытую могилу. Она напоминает о том, что люди — смертны, и чтобы они этого не забывали, быть может, так обстоятельно разрабатывая эту тему, театр хочет сказать, что жизнь коротка и прожить ее надо с чувством ответственности за свою жизнь, за свои поступки. Это очень интересная и нужная мысль. И, быть может, отсюда такой бурный динамизм, напряженный ритм, такой накал страстей, такой энергический Гамлет у Высоцкого. И, может быть, за это можно простить Высоцкому, что он не всегда философ на сцене. Но этот замысел, его трагизм снимает эпилог, где вся тема смерти осмеивается, где могильщики живут пошлейшей сплетней о Гамлете и Горацио.

Между тем, у Шекспира могильщики — это мудрые люди, именно с ними и Горацио любит больше всего беседовать. Они не только балагурят, но обсуждают философский смысл жизни. Поэтому неслучайно Гамлет беседует с могильщиками.

Мне думается, что этот эпилог, сейчас привнесенный в спектакль, говорит о вещах, которые находятся в противоречии со всем спектаклем: и ныне человечество, народ — быдло, и живет в невежестве и темноте. Эпилог как бы обращен в сегодняшний день. И, конечно, эта сцена никак не вяжется с этой трагической сценой смерти. Эту тему в финале надо подвергнуть и сарказму, осмеянию, причем — через могильщиков.

Мне кажется, что это находится в противоречии с замыслом, со всем строем, с его демократизмом. Откуда эта сцена взята, из какой пьесы — не знаю, и эти догадки делать не буду…