И много других вещей, о которых, я повторяю, будут и писать, и говорить наши критики.
Я думаю, что если говорить об этом спектакле, то прежде всего нужно сказать, что он волнует, как бы с трагических котурн, и спектакль этот — спектакль мысли. Мысль Шекспира становится главной, ведущей в этом спектакле. Этому подчинено в спектакле все — и работа актеров, и вплоть до каких-то деталей. Я, например, удивилась, что сцена поединка Гамлета и Лаэрта интересно и по-новому сделана в этом спектакле. Здесь нет этого знаменитого поединка, и в этом искусстве сейчас главное для актеров и режиссера в этой сцене. Это — как деталь.
То, как он выводит актеров, как Хмельницкий играет трагика, потому что в этом голубом выведении именно та часть трактовки «Гамлета», против которой возражает этим спектаклем режиссер.
Все это, безусловно, интересно, и все это, безусловно, заслуживает внимания.
Я думаю, что главное, о чем говорил и Михаил Михайлович (я хочу поддержать его в этом), то, что вызывает какое-то несоответствие со всем спектаклем и в целом, — это то, что называет Михаил Михайлович эпилогом. Я понимаю, что это может быть связано и таким образом: тема, заявленная в стихах Пастернака в прологе, тема, которая хорошо доносится и подчеркивается актерами («Я один, все тонет в фарисействе» и т. д.), перекликается где-то и с эпилогом: вот трагическая развязка всей трагедии, всего происходящего на сцене.
И вдруг — этот разговор могильщиков. Ясно становится, что не понято все, что происходило, не нужно все, что происходило, этим людям. Когда-нибудь, потом, это станет их жизненным материалом…
Можно понять и так.
И я думаю, что, исходя именно из каких-то художественных соображений, это не нужно. Это не нужно, потому что, если я поняла это правильно (я не ручаюсь за это — Юрий Петрович это опровергнет или подтвердит), то это в какой-то мере примитивно для этого спектакля — этот указующий перст; если же это не так, и в это вкладывался другой смысл, — что же, можно обсудить и это.
Но сейчас создается ощущение, что художественно-эмоционально это как бы вторая концовка спектакля. Еще один финал. Когда эмоциональный накал зрительного зала (я сужу как зритель, впервые увидевший этот спектакль) настолько велик, настолько эмоционален, возвышен, и вдруг такое резкое снижение в самом финале — это вызывает своего рода недоумение; и мне кажется, что, развивая художественную целостность спектакля, эмоциональный итог спектакля, — этот эпилог не обязателен.
Я не помню точно по тексту, но то, что какие-то реплики направлены непосредственно в зрительный зал, это делать необязательно потому, что сочетание современности и духа той эпохи здесь осуществлены настолько хорошо, что нет никакой необходимости в этих репликах.
Поэтому хотелось бы, чтобы постановщик принял эти пожелания во внимание. А в целом спектакль получился очень интересный, в нем все компоненты действуют в едином плане.
Интереснейшее оформление спектакля, хорошие костюмы и, кроме того, надо отметить занавес, который становится действующим лицом спектакля. Это удивительнейшая, интереснейшая находка, которая действует на зрителя. Занавес действует то как негодующее начало, то как обличающее. Он создает сочетание, с одной стороны, современности, потому что современная постановка близка по своему накалу страстей, и в то же время вы все время думаете о Шекспировском театре. А все это в целом очень органично и делает спектакль очень интересным.
Я высказала свои впечатления, и хотелось бы, чтобы вы прислушались к мнению в отношении финала и отдельных мест спектакля, над которыми надо подумать.
Б. ПОКАРЖЕВСКИЙ. Слово предоставляется В. Н. Назарову.
В. НАЗАРОВ[176]. В постановке «Гамлет» мы имеем дело не просто с обычным спектаклем, а с таким интересным спектаклем, где появляется действительно очень большая работа.
Сложность обсуждения заключается в том, что сейчас, когда прошло всего несколько дней, как мы посмотрели спектакль, трудно сразу раскрыть все те действительно интересные вещи, которые он дает.
Я полностью присоединяюсь к тем положительным оценкам, которые дали до меня товарищи. Так что в целом я хочу присоединиться к той положительной оценке, которая дана, и должен сказать, что когда мы после просмотра спектакля обменивались мнениями, то мнение у нас было у всех одинаковое.
Конечно, есть некоторые частности, по поводу которых хотелось бы несколько порассуждать. Может быть, в этих рассуждениях мы будем правы, возможно, режиссер найдет их настолько убедительными, что захочет принять. Но смысл не в этом, а в том, что какие-то мысли возникают у нас, пришедших посмотреть спектакль, и вероятно, они возникнут и у других.
Вероятно, по поводу этого спектакля будут много рассуждать, обмениваться мнениями и спорить, и возможно, что мнения не всегда будут совпадать.