Мы часто говорим о мировом значении советского театра. Оно, безусловно, есть. Но пусть на меня не обижаются, — мировое значение имеют только те наши театры, которые делают что-то новое. К числу таких театров и относится Театр на Таганке. Когда иностранцы приезжают, то они просят не давать им «Лебединое озеро», а просят дать им спектакль на Таганке.
Б. ПОКАРЖЕВСКИЙ. Нет, они просят «Лебединое озеро»…
— У них есть свои «Лебединые озера»…
И вот этот спектакль будет иметь очень большой резонанс — вот почему. За последнее время появилось несколько «Гамлетов» за рубежом, в частности, появился «Гамлет» в Шекспировском театре. Там недавно назначили нового художественного руководителя, молодого, сравнительно, человека, Тревера Нанта. Он хотя молодой, но он человек консервативный, если не сказать реакционный, потому что он поставил «Гамлета» (я не видел спектакля, но я читал характеристику спектакля, которую дали тамошние критики) в таком духе, что Гамлет — это Христос после распятия, и этот Христос пришел в мир, испытывает муки, умирает, и в конце концов он должен будет опять воскреснуть.
Такая трактовка Шекспира, во-первых, уже представляет собой отход от Шекспира, потому что шекспировская трагедия, если она и не антирелигиозна, то она, что называется, арелигиозна. Шекспир выразил там свое очень сомнительное отношение к религии: есть ли загробный мир? С одной стороны, есть, потому что приходит призрак, а с другой стороны, Гамлет сомневается.
И я могу вас заверить, что когда приедут критики смотреть «Гамлета», они скажут, что эта наша трактовка, земная, как сказал докладчик, материалистическая трактовка, выражающая нашу советскую точку зрения.
Повторяю. Хотя могут спорить с этим спектаклем о деталях чисто технических, эстетических, по-моему, этот спектакль в высшей степени интересный спектакль, его будут изучать, о нем горы напишут. Вы правильно сказали: там есть вещи, которые можно по-разному понять. Но потому это и есть интересный спектакль, что он будит мысль.
Я тоже буду спорить с Юрием Петровичем, но я подожду, когда спектакль станет достоянием общественности, и тогда я скажу на равных: где я принимаю вашу точку зрения, где я ее не принимаю, где я считаю, что вам нужно еще раз поставить Шекспира.
В целом я нахожу, что этот спектакль является удачным, но его нужно каждый день совершенствовать в практической работе театра, совершенствовать, оттачивать, работать над словом.
Б. ПОКАРЖЕВСКИЙ. Как вы относитесь к купюрам линии Фортинбраса, и каково ваше отношение к прологу?
А. АНИКСТ. Что касается пролога, то теперь с этим уже ничего нельзя сделать, потому что уже все театры, когда ставят Шекспира, они либо начинают с сонетов Шекспира, либо начинают со стихотворения. И это уже так вошло в традицию. Я не помню сейчас, было ли это в постановке «Гамлета» Козинцевым и он ли это сделал первым или кто-то еще, но все понимают, что это берется как эпиграф к спектаклю.
По поводу того, что Высоцкий выходит с гитарой: по-моему, пусть он будет хоть с гармошкой, но важно, чтобы выходил не Володя Высоцкий, а чтобы мы услышали очень ясный и очень звучный голос поэта нашего времени, который говорит о Гамлете. Здесь важен не общий антураж, а чтобы прозвучала основная мысль, которая заложена в этом спектакле.
Что касается Фортинбраса, эта линия здесь выкинута. Эта линия была выкинута у Лоуренса Оливье и эта линия выкинута Козинцевым, когда он ставил свой фильм в Ленинграде. Так что эта линия выбрасывается везде, потому что эта тема для «Гамлета» необязательна, а с Фортинбрасом связано то, что говорит Гамлет; когда он смотрит на корабль с войсками, он говорит свой монолог о том, что важно для человека. Он говорит, что для человека важно, чтобы он думал и действовал, а не думал бы только о еде. Здесь этот монолог есть.
Ю. ЛЮБИМОВ. Если давать линию Фортинбраса, то надо делать картину прохождения войск.
— В общем, здесь есть эта линия, что люди, которые воюют за клочок земли, на котором их даже похоронить нельзя, — они имеют цель жизни.
Ю. ЛЮБИМОВ. Было сказано, что был дядя-шут и все пред ним пресмыкались. Так что чувство покорности и стадийности здесь показано.
— Фортинбрас сам по себе, как фигура, здесь не имеет значения. Важно то, что показано, что человеку разум дан для того, чтобы он не плесневел. И заканчивается эта сцена монологом: «О мысль моя, отныне ты должна кровавой быть!».
Эта тема проходит в спектакле, и это верно. Я на это обратил внимание, потому что если бы этого не было, я бы первым поднялся на дыбы.
Ю. ЛЮБИМОВ. Я коротко постараюсь сказать, потому что глупо говорить что-нибудь, поставив спектакль. Я хочу просто уточнить некоторые вещи.
Хочу еще раз подчеркнуть, что я очень согласен с преамбулой Александра Абрамовича, что разговор идет спокойный, достойный, и, по-моему, этот стиль надо всячески приветствовать, стиль, который в стране упрочивается и который прозвучал в отчетном докладе Генерального секретаря. Это очень приятно.
Теперь — по существу сказанного. (Я буду немножко скакать.)