Тайна Черной пирамиды

Смеркалось, когда груженая барская повозка въехала во двор старой усадьбы Волковых. Владимир вышел из экипажа, и его взору предстало родное гнездо. Некогда большой и красивый трехэтажный особняк, ныне находился в полном запустении. С крыши свисала битая черепица, а стены выглядели грязными и обшарпанными, и кое-где их уже давно следовало бы подновить.

«Интересно, почему отец совсем не занимался усадьбой? — подумал Владимир. — Да и управляющий поместьем куда смотрит?! Ох, задам я ему!»

Владимир вспомнил, как здесь когда-то казалось так хорошо и уютно. Тогда, еще до службы в полку, когда он был совсем еще мальчишкой и лазил по крышам и деревьям, а крепостной дядька Игнат, приставленный к нему в услужение, бегал за юным барином и лишь причитал; тогда, когда еще была жива матушка, и даже строгий отец вроде бы не бранился так строго и не помышлял о отправке сына на Кавказ; тогда, здесь казалось совсем по-другому: так хорошо и по-детски спокойно.

На Волкова вдруг что-то накатило. Он не видел свое родное гнездо или стаю, как сегодня выразилась Аня, пять долгих лет. Стало вдруг очень грустно или nostalgie[4], как говорят итальянцы. Ком подступил к горлу. Но Владимир уже давно заставил себя принять, что все это в прошлом. Хотя взирать на то, во что превратилось поместье, все равно оказалось грустно.

«Куда только смотрит этот пройдоха, управляющий?!»

— Игнат, — подозвал Волков своего верного крепостного, разгружавшего экипаж.

— Да, барин? — отозвался слуга, стягивая огромный чемодан с крыши повозки себе на плечи.

— Ты писал в поместье, что мы приедем?

— Никак нет, барин, — опуская чемодан на землю и садясь сам возле него, произнес Игнат. Он потер лоб, вздохнул и добавил. — Я решил, что неожиданной приезд будет лучше для порядку там и прочего…

— Верно решил. Слушай, бросай это дело, — Волков кивнул на чемоданы. — Негоже моему личному холопу этим заниматься. Пойдем лучше поглядим, что дома делается. Я, как-никак пять лет здесь не был.

— Пойдемте, барин, — с радостью отозвался Игнат. Он тут же поднялся и начал отряхать штаны в том самом месте, на котором сидел.

Волков повернулся и резко опустил трость на землю, отчего металлический кончик громко ударился о какой-то камень. Владимир нахмурился:

— Еще и камни какие-то под ногами. И где это хочется знать мне управляющий, почему это нас никто даже и не встречает?

Владимир, постукивая тростью, побрел в сторону дома, Игнат устремился за ним. В окнах первого этажа горел свет. Барин направился прямо к главному входу. Подойдя, он постучал отполированным серебряным набалдашником в виде головы волка в дверь. Через минуту ему открыли. Перед Волковым стоял молодой рыжеволосый парень, Владимир отодвинул его в сторону тростью и прошел внутрь дома. Парень только рот открыл и с удивлением уставился на молодого барина.

В прихожей Волков увидел толстую бабу Авдотью ключницу, она всплеснула руками и как блаженная завопила:

— Слава тебе господи, барин наш родненький приехал!

— Тихо, тихо, — повелительно сказал Волков. — Здравствуй, Авдотья. Где этот пройдоха, управляющий, и почему усадьба в таком запустении?

— Этого я не ведаю, — сказала ключница. — А Митяй Пафнутич в гостиной с ипостатом борется.

— С каким таким ипостатом? — удивился Владимир.

— Ну, с этим иноземным! Приехал сюда, сказал, что память батюшки вашего покойного Михаила Андреевича, царство ему небесное, почтить хочет, а сам все пьянствует да гуляет. Третий день выгнать не можем! — запричитала Авдотья, разве что не расплакалась.

— Ну, полно, полно! Показывай мне, кто такой здесь без моего ведома распоряжается, — усмехнулся Владимир.

Ключница кивнула в сторону гостиной, из которой доносились громкие голоса. Волков направился туда, Авдотья робко засеменила следом.

— …А я вам говорю, что вы и так уже наполовину опорожнили хозяйский погреб! Что я юному барину скажу, когда он приедет?! — доносился из гостиной голос управляющего.

— Ах, ты, perro viejo[5], да я нянчился с твоим барином с семи лет, я был другом его отца. А когда приехал почтить его память, мне даже кубка вина поднести не могут! — взревел второй собеседник явно не трезвым голосом.

— Вы уже третий день здесь пьянствуете! — возразил управляющий.

— Culo estúpido[6], я поминаю твоего покойного господина. Так что тащи мне вина, пока я не насадил тебя на свою шпагу.

Раздался звук вынимаемого из ножен клинка. В этот момент Волков вошел в гостиную и увидел посреди комнаты остолбеневшего Митяя — крепостного мужичка, обученного грамоте, и заведующего делами в поместье. Напротив управляющего с вынутой из ножен шпагой стоял высокий и уже немолодой мужчина с черными волосами, кое-где уже затронутых пепельной сединой, тоненькими усиками и меленькой бородкой под нижней губой, какую носили многие испанцы. Своим захмелевшим, но все равно хитрым и острым взглядом он уставился на Владимира и медленно опустил шпагу.

— Мартин де Вилья, позволь в этом доме решать мне, кого стоит насаживать на шпагу, а кого нет, — спокойно произнес Волков.