Тайна Черной пирамиды

— Барин, молодой барин приехал, — тут же запричитал Митяй и просяще бухнулся на колени. — Защитите меня от этого изверга, молодой хозяин, третий день уже весь дом в страхе держит, приехал, распоряжается тут, видите ли, пьянствует, весь погреб опорожнил, а мы ведь бегаем, подчиняемся, слово ему Ироду проклятому сказать боимся …

Управляющий с надеждой посмотрел на барина, а потом с содроганием покосился на испанца, стоящего позади с занесенной над его головой шпагой.

Владимир сделал шаг вперед и строго посмотрел на де Вилью.

— Значит, ты все еще жив, старый плут?! — сказал он. — Кто тебе дал право распоряжаться в моем доме?

— Как только узнал я, что твой отец умер, я тут же приехал почтить его память, неблагодарный cachorro[7], - возмутился Мартин. — И что я узнал, когда явился сюда?! Что сын моего друга, которому должно страдать у гроба отца, прохлаждается где-то в Париже, в этом городе вертепа и разврата, а к могиле отца вовсе и не торопится. А мне un viejo amigo[8], который отдал десять лет своей жизни, обучая тебя засранца, в этом доме даже не могут поднести должного количества вина, чтобы я смог утешить свое горе!..

— Все, что я могу сказать на это, Мартин, — глядя прямо в глаза испанцу, произнес Владимир, — это то, что я тоже очень рад тебя видеть, — безмятежно улыбнувшись, закончил он.

Испанец помедлил секунду, а потом неожиданно расхохотался и, убрав в ножны шпагу, дружески похлопал по плечу своего былого ученика.

— Я смотрю, юный волчонок возмужал, — хохотнул Мартин. — Стал настоящим взрослым волком, уже и зубки научился скалить?

— У тебя и научился, — сказал Владимир, а затем посмотрел на удивленного Митяя, все еще сидевшего на полу посреди комнаты. — Ну, и что ты сидишь? Уже давно было пора распорядиться принести нам вина и еды, я проголодался с дороги. Да поживей!

Митяй тут же зашевелился, поднялся, а Владимир напротив опустился на диван и положил на стол, стоящий рядом, трость, перчатки и цилиндр.

— Эх, возьмусь я за вас, — добавил он. — Ты все понял, Митяй?

Управляющий кивнул.

— Тогда ступай.

Митяй тут же поспешил выполнить поручение, и скрылся из виду, забрав с собой старую ключницу Авдотью.

— Игнат, ты тоже можешь быть свободен, — продолжил Владимир, обратившись к личному слуге, все это время стоящему рядом и с интересом взирающему на все происходящее. — Сходи навести родных, знакомых, напейся, если хочешь. А коли вдруг понадобишься, я прикажу отыскать тебя.

— Спасибо, ваше благородие, — поклонился Игнат. — Навестить родных мне и в самом деле ой как хочется. Как-никак пять лет их не видел, а все с вами на чужбинушке мучился.

— Ну, не так-то ты там и мучился, пройдоха, — усмехнулся Владимир. — Ну, хорошо, ступай.

И Игнат тоже ушел, а испанец опустился на диван возле Волкова.

— Я вижу, ты совсем не торопился к могиле отца, — с укоризной сказал он.

— Почему же, я приехал, как смог, — отозвался молодой барин.

— Отчего же тогда я приехал раньше? — парировал испанец.

— Не знаю, — отмахнулся Волков. — Время странная штука, для одних оно течет медленнее для других быстрее. Плюс ко всему меня задержали неотложные дела в Петербурге.

— Дела, которые важнее дани последней памяти твоему отцу?! — удивился Мартин и взмахнул рукой для усиления эффекта.

— Не надо превращать все в пафос, дорогой мой наставник, — произнес Владимир. — Ты сам знаешь, что отец не шибко-то и любил меня, иначе он не отправил бы меня на эту проклятую войну.

— Ты неправ, — парировал Мартин. — Твой отец был благородным человеком, и он любил тебя и хотел, чтобы ты стал настоящим мужчиной, иначе бы он не отправил тебя на эту войну.

— Что-то не слишком-то убедительно это звучит, — усмехнулся Владимир.

— Вздор! — вскричал испанец. — Да, отец был к тебе строг, но лишь потому, что он любил тебя и не хотел, чтобы ты стал тряпкой. Мой отец был borracho[9] и постоянно избивал меня, но даже он любил меня, а все его нападки были лишь для того, чтобы закалить мой характер.

— И как я понимаю, это ему вполне удалось.

— Конечно! Плох тот отец, что никогда не бьет своего сына!

— У нас в России тоже принято говорить: бьет — значит любит.

— Верно, говорят!

— Но мой отец не шибко то и бил меня, эту привилегию он отводил тебе, и твои тумаки по сей день крепко засели в моей памяти.

— Зато мои побои помогли закрепить в тебя мою науку, — назидательно сказал Мартин. — Надеюсь, ты еще не забыл, как держать шпагу?

— Нет, твоя наука крепко отпечаталась у меня в мозгу, так же как и пряжка твоего ремня на моих ягодицах.

— Ха-ха-ха, — расхохотался испанец и растрепал Волкову волосы. — Как же я скучал по тебе, вздорный мальчишка. Даже по твоим хитрым проделкам.