Тайна cредневековых текстов. Библиотека Дон Кихота

Кошмарный сон владельца и главного редактора издательства «Палимпсест» Леонида Прокопича Безрученко (продолжение)

Территория Романа

Привычно поцеловав жену, Безрученко сделал «козу» дочке, сказал, что ужинать не будет, и сразу же стал подниматься наверх к себе в кабинет. Водителя он отозвал еще внизу, договорившись, что машина ровно в 10 будет ждать его во дворе.

Так называемая реальность

На следующее после инцидента в туалете утро, залепив лоб пластырем, Воронов как ни в чем не бывало спустился с женой в ресторан отеля «Тангейзер». Оксана лишних вопросов не задавала. Понимала, что ответа все равно не получит, и поэтому сделала вид, что ничего не произошло.

В этот февральский день здесь, в Кемере, светило яркое солнце и из окон ресторана было видно, как до самого горизонта играет в солнечных бликах разноцветное Средиземное море.

Территория Романа

Он отозвал водителя, договорившись, что машина ровно в 10 будет ждать его во дворе, и начал подниматься по лестнице к себе в кабинет.

И вновь так называемая реальность

Позавтракать решили на открытой террасе. Набрали в большие тарелки салатов, налили сок в стаканы и вынесли все это на улицу. Ели не торопясь, под мерное позвякивание столовых приборов и монотонный гул немецкой речи. Понимали, что торопиться некуда и что впереди их ждет какая-то радость.

Гора успела открыться во всем своем снежном величии. Она воспринималась незыблемым гарантом той радости, что ждала их впереди. В чем она, эта радость, должна была проявить себя, не знал никто, и приятное напряжение лишь возрастало.

Воронов помнил, как плоское, похожее на штыковую лопату, перо Montblanc прошлой ночью вывело слова насчет десяти утра и машины во дворе дома Безрученко. Помнил и мучился. Мучился ожиданием. Процесс творения слегка застопорился. Там, в Романе, была зима. Там издательский магнат Безрученко все поднимался и поднимался к себе в кабинет, и процесс этот превращался в какую-то дурную бесконечность. Магнат терпеливо переступал через ступени, ожидая, что же с ним еще сделает автор. К своему кабинету Безрученко шел уже целую ночь, пока автор мирно спал, а затем утром следующего дня решил на солнышке позавтракать в ресторане.

От всего этого Безрученко начал необычайно страдать. Он все шел и шел на второй этаж к своему кабинету, пока автор потягивал апельсиновый сок, нежась на теплом утреннем солнышке где-то в горном районе Турции в самом начале февраля по другому, нероманному, летосчислению. Но ничего возразить Безрученко не мог против такого явно несправедливого положения вещей. Все зависело в его мире от воли автора. Поэтому ему оставалось лишь идти и идти по бесконечной лестнице, как по библейской лестнице Якова.

После завтрака пошли к морю. И опять под ноги покатились апельсины. Как и накануне, он принялся подбирать их, как будто заранее готовясь к трудному переходу. В сознании застрял образ какого-то бесконечного движения. От этого голова начала немного кружиться.

Против апельсинов жена уже не возражала.

Решили искупаться. Море было холодное, градусов 17, но это не останавливало. Холод мог исцелить, мог избавить от ощущения навязчивого движения куда-то наверх. Для того чтобы спокойно зайти в море, следовало уйти от отеля вправо, туда, где виднелись пустые корпуса: китчевая декорация к рассказу Рэя Брэдбери о внезапно опустевшей планете. В этой пустоте ощущалось почти космическое одиночество. Никого кругом. Лишь он, Воронов, да его жена, Оксана. Старая история про мужчину и женщину, про прародителей. Да еще море, этот мировой океан, это мировое космическое лоно…

Когда шли мимо опустевших корпусов, то заглядывали в окна. Из номеров, казалось, только что вышли люди, и вот-вот должны зазвучать живые голоса. Это стало очень походить на то, что Роман делал с Вороновым, а он, в свою очередь, с Романом. Роман мучил его, а профессор мучил Книгу, заставляя героев взбираться по какой-то бесконечной лестнице к себе в кабинет. Еще ничего нет, еще ничего не ясно, еще Книга не обрела плоть, еще не порвана плацента, не отошли воды, не раздался крик младенца, не родилась материя, а все уже живет предощущением Нового.

– Пойдем. Что ты там застрял? – окликнула Оксана.

Но это на него не подействовало. Он продолжал стоять и заглядывать в окна опустевшего с лета отеля. Вот он – момент истины, вот оно – состояние между бытием и небытием. Здесь они с Книгой на равных. Это краткий миг равновесия. Воронов знал, что Роман отомстит, обязательно отомстит ему за эту шалость с Безрученко, отомстит за то, что автор посмел сравняться с ним в силе и на краткий миг этого бесподобного солнечного утра оказался вне власти Книги. Безрученко все шел и шел по своей бесконечной лестнице. А Роман все копил и копил злобу на своего автора. Ничего. Придет время – и этот муравей получит сполна. Он пожалеет об этом миге своей мнимой свободы.