Прежде чем отправиться на ужин, она бросила взгляд на озеро Луны и на далекие горы, над которыми сияли звёзды. Комната, в которой она провела неделю и один день, казалось такой родной, словно она жила здесь долгие годы. Свою комнату в Дрире, какой бы убогой она ни была, Элизабет тоже любила. Но больше потому, что в том злосчастном доме это был её собственный уголок, куда она могла спрятаться, чтобы почитать, помечтать о жизни где-то ещё или просто побыть со своими мыслями наедине. Здесь, в «Зимнем доме», у неё было всё то же самое и даже больше, – но никаких тёти и дяди, а только милые люди вроде Норбриджа и Леоны и новый друг Фредди. Она закрыла шторы, убедилась, что «Руководство для детей» спрятано у самой стенки в ящике комода и туда же сверху сложены футболки – она его так прятала последние дни – ещё раз поправила перед зеркалом причёску и очки и вышла в коридор.
Запирая дверь, она заметила, что в глубине коридора промелькнул какой-то человек. У неё возникло неприятное ощущение, что это Маркус К. Химс дождался, когда она выйдет из номера, чтобы сразу спрятаться. Чёрный отблеск брюк и ботинок, а также память о том, как один раз он её уже поджидал, – всё это усиливало её уверенность.
Она постояла немного, а потом вернулась в комнату, засунула книгу поглубже в ящик и наконец ушла, не забыв убедиться, что дверь крепко заперта.
Зимний зал выглядел эффектно. Повсюду сверкали бело-серебряные снежинки и вымпелы, свечи в массивных канделябрах освещали дюжину наряженных ёлок, в камине танцевал огонь. Всё сияло, переливалось или блистало. Снова зазвонили колокольчики, и гости заняли свои места. Затем подали ужин – из жареного цыплёнка с картофельным пюре, аспарагуса и печенья, за которыми последовали черничный пирог и три сорта мороженого. Элизабет казалось, что все присутствующие готовы просидеть хоть всю ночь, наслаждаясь вкусным ужином и обществом своих друзей и родных.
Девочка посмотрела на окно, которое в это время и при таком количестве освещения работало как зеркало и идеально отражало зал. Казалось, из-за отражения он увеличился вдвое. Она подумала, как же рада оказаться здесь. Элизабет коснулась своего кулона, закрыла глаза и сказала сама себе: «Вера».
– Мечтаешь о рождественском подарке? Пачку новых книг, а? – сказал Фредди.
Элизабет открыла глаза.
– Нет, я думала, вдруг тебе подарят новый калькулятор с корпусом из ореховой скорлупы. Разве не здорово?
В этот момент Элизабет увидела миссис Трамбл, которая стояла возле дверей на кухню. Она тоже увидела Элизабет и махнула ей рукой.
Когда десерт был съеден, а дрова в камине стали догорать, на сцену вышел Норбридж. В этот раз на нём был зелёный блейзер и красный галстук-бабочка. Борода его казалась более пушистой, словно по случаю праздника он проделал специальные процедуры. Норбридж оглядел комнату, и все затихли. Свет канделябров потускнел.
– Добрый вечер, все вместе и каждый в отдельности, – сказал Норбридж. Он стоял очень прямо, взгляд перебегал с одного лица на другое, а за его спиной потрескивало пламя.
– Прошу вас, послушайте меня лишь одну минуту! Я хочу сказать несколько слов перед тем, как начнётся самое длинное в вашей жизни рождественское веселье.
Все рассмеялись. Прежде чем продолжить, Норбридж заложил одну руку за подтяжки, а другой указал на пожилую даму, сидевшую за ближайшим к сцене столом. Элизабет её раньше не видела. Волосы женщины были абсолютно белыми, и она низко склонялась к столу, словно сидеть прямо ей было слишком тяжело. Но глаза её были голубыми и ясными. Это было видно даже с того места, где сидела Элизабет. Справа сидела ещё одна дама преклонного возраста, почти полная копия первой, хотя немного моложе.
– Я хотел бы поздравить с Рождеством свою троюродную сестру, прелестную и добрую Киону Фоллс. Она правнучка моего двоюродного деда Ламбера. Получается, мой дед и её дед были братьями. Я хочу сказать, что ей сейчас девяносто восемь с половиной лет, и это значит, что она старейший член семьи Фоллсов. Надеюсь, она простит мне, что я раскрыл всем её возраст. Пожалуйста, леди и джентльмены, аплодисменты очаровательной, великодушной и исключительно доброй мисс Кионе Фоллс, а также сидящей рядом с ней её любимой дочери – моей обожаемой троюродной племяннице, мисс Лене Фоллс.
Все присутствующие аплодировали и приветствовали старейшину семьи, а сама Киона Фоллс безжизненно подняла руку и слабо помахала всем. Её дочь Лена Фоллс сидела неподвижно, не меняя выражения лица.
– Лена глухая и немая, – шепнул Фредди на ухо Элизабет. – Они живут в одном номере и никогда из него не выходят. Кроме Сочельника, как мне кажется.
– Кионе почти сто, – прошептала Элизабет.
Фредди, и без того говоривший шёпотом, ещё понизил голос.
– Интрига закручивается.
Аплодисменты стихли, Норбридж поклонился Кионе и Лене и продолжил свою речь: