Тайна записной книжки Доры Маар. Дневник любовницы Пабло Пикассо

Кажется, понять Жаклин проще. На расстоянии нескольких световых лет она подписала манифест о праве на неповиновение в войне в Алжире[75]. Она протестовала вместе с Рене Шаром против установки ракет на плато Альбион и Ларзак, а в мае 1968 года поддерживала Алена Кривина[76].

Как это ни парадоксально, обе художницы вели схожий образ жизни. Они посвящали себя живописи с одинаковой страстью, и обе испытывали потребность в самоизоляции. Дора освободилась от влияния Пикассо точно так же, как Жаклин – от влияния Бретона и сюрреалистов. И обе они изучали пейзажи Люберона, тот же ослепительный свет, падавший на ту же землю. Глядя в небо, одна обращалась к Богу, другая прислушивалась к космическим вибрациям. Ни одна из них не пользовалась успехом у публики. Доре порой приходилось продавать одного Пикассо, чтобы оплачивать ремонт. Но обе они умели довольствоваться малым. И с одинаковой энергией боролись за то, чтобы их наконец признали художниками, а не музами. Всего пятьдесят километров отделяли Менерб от Симиана, где, начиная с 1963 года, каждое лето останавливалась Жаклин. Тем не менее ни одна из них не делала первого шага: они были слишком неуступчивы, слишком уверены в своей правоте. Дерзкие идеалистки, как в начале знакомства. Югетт, как обычно, общалась с обеими. Но у нее больше не было ни желания, ни терпения, чтобы уладить конфликт.

А какой смысл? Нужно ли требовать большей верности в дружбе, чем в любви? Зачем поддерживать связь, когда от нее остались лишь совместные воспоминания? Ни Дора, ни Жаклин больше не видели в том необходимости. И каждая продолжила свой путь, оставаясь привередливой и одинокой, в течение почти сорока лет!

У Югетт сохранилось письмо с соболезнованиями, которое Дора послала ей в 1993 году, когда Жаклин умерла. Историк Мартин Монто помнит эту странную открытку: формулировка была довольно банальной, но запись сделана огромными буквами. Словно в состоянии экзальтации… Четыре года спустя ушла Дора. Затем и Югетт, заболевшая бронхитом, как лет пятьдесят назад ее крошечная дочь.

«Вот увидите, вы подпадете под ее очарование», – сказал мне Фабрис Маз, прислав диск со своим фильмом, посвященным Жаклин Ламба. В самом деле, меня покорила эта ангажированная художница, бескомпромиссная любовница, которую ни один мужчина так и не смог удержать. Часто отсутствующая мать, свободная женщина, чья жизнь рифмуется с целым столетием, его битвами, утопиями, мифами и ошибками. Я могла бы часами слушать ее рассказы в ее последней, залитой солнцем, изобиловавшей цветами квартире.

Югетт была не столь очаровательна. Но если бы я обнаружила ее адресную книжку, я бы с нежностью прониклась неприметной жизнью той, что не выходила из тени и о ком никто никогда не говорил.

Только выбирать мне не пришлось. Я с сожалением закрыла дверь дома в Менербе за сестрами Ламба. Представила, как они громко разговаривают, прогуливаясь по деревне. Мне бы очень хотелось уехать с ними… Но я осталась с Дорой, в тягостной тишине ее огромного пустого и неуютного жилища. Странно, но я ношу имя ребенка, крестной матерью которого она была. И которым ей, видимо, следовало бы больше заниматься.

Но я опасалась ее молчания, гнева, перепадов настроения, оценочных суждений, пронзительного взгляда. Боюсь, я ничего не поняла в ее отношении к Богу. Что бы она сказала, если бы узнала, что я еврейка и, еще хуже, неверующая! Да, иногда она меня пугала…

Шаванс

МАР 9644

Шаванс. Кто еще помнит Луи Шаванса? Может быть, любители кино. Он прославился двумя вещами: был сценаристом фильма Клузо «Ворон» и… первым серьезным увлечением Доры.

Должно быть, они встретились в конце 1920-х у дочери хранителя Музея Галльера. Марианна Клузо, двоюродная сестра будущего кинорежиссера, тоже училась в Школе декоративно-прикладного искусства. В ее архиве есть несколько упоминаний о Доре: «Однажды она пришла танцевать на вечеринку сюрпризов в Гальера; затем приходила чуть ли не каждый день. Несколько раз мы проводили с ней летние каникулы. Она взбалмошная, со сложным характером, но очень умная, она обладает сильной личностью, и нам без нее не обойтись». Или: «Для нас Дора олицетворяла собой шикарную женщину» [77].

На террасах музея с видом на Эйфелеву башню будущая подруга Пикассо сначала флиртовала с двоюродным братом Марианны, а затем в их компании появился Шаванс, и, похоже, это была любовь с первого взгляда.

Они одного возраста, им чуть больше двадцати. Она – яркая, манерная, амбициозная, с красивым лицом, сохранявшим детскую округлость, всегда очень модная, с по-мальчишески коротко подстриженными волосами. Он – высокий брюнет с голубыми глазами, денди, веселый, очаровательный бабник и, в довершение ко всему, отличный танцор.