Шаванс начинал с психологии, которую изучал как дилетант, но очень скоро отказался от этого занятия, чтобы посвятить себя своей настоящей страсти – кино. Он мог через весь Париж мчаться ради того, чтобы посмотреть старый фильм Мельеса, который видел уже пятнадцать раз, ради сюрреалистического сюжета или прекрасных глаз американской актрисы. По всей видимости, когда познакомился с Дорой, он был студентом Института Люмьера, вел обозрения в ряде газет и готовился выпускать журнал «Кино» вместе с друзьями-кинолюбителями.
Дора уже подумывала о том, чтобы стать фотографом. Она окончила курсы и опубликовала несколько серий фотографий в журнале «Ревю нувель». Но с Луи Шавансом она получила доступ к богемному свихнувшемуся авангарду, о котором прежде не знала: к компании братьев Превер и их экстравагантному клубу «Лакудем», «в котором было принято здороваться локтями». Он также познакомил ее с сюрреалистами, с которыми встречался на улице Шато: Джакометти, Десносом, Арагоном, Бретоном, Элюаром… Она, должно быть, находила его чрезвычайно привлекательным!
Именно благодаря Шавансу она познакомилась со своим будущим партнером Пьером Кефером, одним из лучших его друзей. Он работал дизайнером в кино, но в свое время также занимался фотографией, и у него была любительская лаборатория в семейном особняке в Нейи. Ей удалось его окрутить, и родители молодого человека, не поскупившись, даже финансировали создание роскошной студии в глубине своего сада – «самой большой и лучшей в Париже» [78]
, если верить журналу «Ар виван». Там даже был бассейн!Благодаря связям Кефера, Дора работала в сфере моды и рекламы, и они подписывали фотографии обоими именами. В это время Дора начала вращаться в этой шикарной тусовке: кутюрье, модели, знаменитости… «Это был мой светский период», – скажет потом она.
Тем не менее в политике под влиянием Луи Шаванса она все больше склонялась к левым. Начиная с 1932 года, но особенно – с 1934-го. Вместе они подписывали все петиции, в том числе призыв к борьбе интеллектуалов в ответ на антипарламентские выступления и рост фашизма в Европе. Также совместно с «бандой Превера» они участвовали в акциях театральной группы «Октябрь» – марксистов, чокнутых ниспровергателей, которые выступали на манифестациях и бастующих заводах.
Кстати, с некоторыми из этой группы они отправились в отпуск в Альп-д’Юэз, чтобы повеселиться и немного покататься на лыжах. Но когда Дора узнала о существовании открытой угольной шахты на самой вершине горы, она не смогла усидеть на месте. «Она почуяла удачу [79]
, – вспоминал будущий издатель Марсель Дюамель, – и ей удалось убедить парней подняться туда на камусных лыжах.– Уверяю вас, я вполне могу туда добраться, – сказала она своим необычным воркующим голосом.
– Но ты никогда на лыжи не вставала, – возразил немного обеспокоенный виолончелист Морис Баке. – Там высота две тысячи триста метров, ты отдаешь себе отчет?! И это придется проделать на своих двоих.
– Ну что ж, вы мне поможете, вот и все».
При восхождении им пришлось по очереди ее поддерживать. С нее сошло буквально семь потов… Но когда они добрались до шахты, она принялась фотографировать, даже не отдышавшись, взволнованная, возмущенная тем, что открылось ее глазам: «Три или четыре барака с грязными стенами посреди клоаки, где бродят все эти люди, укутанные в лохмотья. […] Они работают на пределе сил всю зиму; иногда по пояс в ледяной воде». Она, без сомнения, была первой женщиной, что туда поднялась. И изумленные шахтеры наблюдали, как ловко она управлялась со своим новеньким фотоаппаратом. Спускаться было ничуть не проще. После дюжины падений виолончелист Морис Баке, самый низкорослый из группы, зато лучший лыжник, вынужден был два часа нести ее на плечах… И все это ради фотографий, колорит которых никто никогда не оценит. «Упертая!» – заключил Дюамель. С тех пор ее так и стали называть: «Упертая».
Тогда она, кажется, очень была влюблена в Луи Шаванса. Настолько, что даже познакомила его со своими родителями и часто устраивала ему сцены ревности, которые он с юмором пресекал. И благодаря ему она познакомилась с Жоржем Батайем. В конце концов ей надоел этот симпатичный, но, возможно, слишком правильный молодой человек.
Никто на самом деле не знает, через что она прошла с Батайем и даже как долго продлился их роман. Похоже, всего несколько месяцев. Но этого оказалось достаточно, чтобы она вышла из этих отношений в ореоле греха, и вплоть до сего дня ее имя возбуждает всяческие фантазии, связанные с сексуальностью, замешанной на удовольствии и боли.