Тайна записной книжки Доры Маар. Дневник любовницы Пабло Пикассо

По заверениям сына Луи Шаванса, его отец сжег мосты в отношениях с Дорой в 1935 году и больше не хотел о ней слышать. Она, должно быть, причинила ему боль, унизила… В конце концов он женился на Симоне Превер, как только та смогла развестись с Жаком Превером. Однако «гораздо позже он упрекал себя в том, что больше не виделся с Дорой, воображая, что, возможно, сумел бы поддержать ее, помочь избежать дрейфа в мистику». Через шестнадцать лет после разрыва, в 1951 году, она записала адрес Шаванса в свою книжку. Этот адрес я нашла и в справочнике; здесь он стал проживать только после войны. Мосты явно не были сожжены. Тем более что в записной книжке за 1952 год, хранящейся в ее архиве, Дора записала, что 21 августа обедает с… Луи Шавансом! Мы не всегда обо всем рассказываем своим детям…

Для сценариста Шаванса настали тяжелые времена. После Освобождения создатели фильма «Ворон», выпущенного во время оккупации немецкой компанией «Континенталь», обвинялись в антифранцузской пропаганде. Коммунистическая пресса рвала и метала. Жорж Садуль, критик и историк кино, писал, что этот фильм, «финансированный Геббельсом», представляет Францию как «разложившуюся, вырождающуюся, мелкобуржуазную, порочную и декадентскую нацию в соответствии с положениями “Майн кампф”». «Ворон» был запрещен, режиссер и сценарист отстранены от работы органами по очистке французского кино от коллаборационистов. Напрасно сценарист объяснял, что работал над этой темой до войны, опираясь на различные факты, – ничто не помогло.

В конце 1947 года запрет на фильм был наконец снят. Клузо смог снимать «Набережную Орфевр», фильм, в котором красотку-фотографа зовут Дора. Луи Шаванс так и не оправился от произошедшего. Он написал несколько сценариев, но ничего похожего на «Ворона». И когда в августе 1952 года обедал с Дорой, он все еще с горечью размышлял о том, как несправедливо его все обвиняли, особенно коммунистическая партия. «Несправедливость оказывает ужасное воздействие на и без того параноидальную натуру…» – сдержанно заключает сегодня его сын.

Можно себе представить разговор Луи Шаванса с Дорой, которая тоже поносила коммунистическую партию Пикассо и его товарищей. Несправедливость, случившаяся с другом, еще усилила ее гнев и возмущение. Но им больше нечего было разделить, кроме этой ненависти: Шаванс больше ни во что не верил, он стал анархистом, без Бога и идеалов. Их отношения отныне – диалог глухих.

Тем не менее они наверняка встречались снова… Однако она была такая своевольная! С ней никогда не знаешь, с какой ноги танцевать. «Этот, он меня утомляет. Все еще верит, что я ему принадлежу», – однажды прошептала она подруге, издали заметив его на выставке [80].

Ему нечему было удивляться. Уже в середине 1930-х он посвятил ей такие откровенные строчки:

Сумасшедшая неврастеничка, и сама ошеломленная,
Меняющая мнение так же часто, как собака
                                               Меняет хозяина,
Вспыльчиво несдержанная,
Как удар ногой в живот —
Вознагради мою любовь,
Заикаясь и трясясь,
Сумасшедшая неврастеничка, ты
                                          Плачешь,
Величественная, как тополя под
Теплым дождем, как картофель под
                                           Пеплом,
Дрожащая, как раненый зверь,
И внезапно – взрыв, внезапно – громкая
Тишина, внезапно ночью
Ты медленно разливаешься, как поток
Лавы на огромной, охваченной ужасом равнине [81]

.

Брассай

81 улица Сен-Жак

ПОР 2341

Брассай тоже познакомился с Дорой до того, как она стала подругой Пикассо. Они встретились в одном из кафе на Монпарнасе в начале 1930-х, когда вместе с Луи Шавансом она открыла для себя «банду Превера». Они даже некоторое время работали в одной фотостудии.

Это было время, когда оба только начинали. Дору главным образом интересовали городские пейзажи, она играла с перспективой, линиями и огнями, увиденными глазами художника, но в очень современном стиле. Он также исследовал Париж, но ночной, когда город погружен в полумрак или туман. И они по очереди работали в маленькой лаборатории, которую им предоставил американец.

Правда, Брассай не помнил, чтобы когда-либо говорил с ней о фотографии. Она, должно быть, считала, что ей нечему учиться у этого венгра с круглыми глазами. Она предпочитала прислушиваться к советам своего наставника Эммануэля Сугеза, основателя школы «новой фотографии». Очень скоро Брассай остался один в этой маленькой лаборатории, так как она обосновалась в новой студии в Нейи, которую делила со своим другом и партнером Пьером Кефером.