Тайна записной книжки Доры Маар. Дневник любовницы Пабло Пикассо

Открытка, которой он воспользовался, была шестилетней давности. Она была отправлена в сентябре 1936 года из Мужена, тем первым ярким летом безумной влюбленности, из пансионата «Широкий горизонт». «Ах, как сладко любить, – писал Пабло. – Я так рад получить ваше письмо, Нюш и Поль Элюар, дорогие друзья… Моя любовь к вам бесконечна…» И дальше несколько строк от Доры: «Мой дорогой друг, тысячу раз спасибо, вы оказали мне великую услугу. Надеюсь, до скорой встречи».

Элюар тщательно занес в свою записную книжку анализ, который сделал Раймон Трийя, исследуя почерк Пикассо: «Рыцарский, ребяческий дух… Безумный творец для одних, возвышенный для других… Острая чувственность, завоевывающая, соблазнительная и капризная… Слишком нежный и грубый… Он страстно любит и убивает то, что любит… […] Он не хочет, чтобы другие его разрушали. […] Экзальтированность: слишком мощный порыв, невыразимый словами. […] Деньги для него ничего не значат, но он вынужден придавать им жизненно важное значение, так как этот вопрос берет его за горло. Слишком нежный и грубый, он не знает середины и не признает цены…»

Элюар не анализирует сказанное и добавляет уже от себя: «Для тех, кто знает Пикассо, это впечатляющий анализ. Триллат говорит довольно быстро, без остановки, не задумываясь. Я привожу здесь заметки, которые мне удалось сделать, не меняя ни слова».

После этого графолог перешел к следующему образцу, не зная, кому почерк принадлежит и даже что он женский: «Немного колеблющийся, прежде чем принять решение, этот человек, начиная действовать, изящно и эффективно обретает уверенность в себе. Не допускает никакого постороннего вмешательства в свои дела… Имеет немного богемную, но в любом случае оригинальную сущность. И довольно странную чувственность. Она включает как глубокое погружение в материю, так и боязнь двинуться вперед, будто этот человек боится приобретенного опыта. Его эмоциональность исходит от ума и в большой мере связана с воображением, которое легко связывает его внешние отношения. Его социальность немного женственна и состоит из детских защитных рефлексов. Он несколько манерен и любит нравиться. Очень дорожит своей свободой и редко связывает себя обязательствами. И однако создает себе кабальные зависимости на уровне чувственности, которые сковывают его действия…»

Это портрет молодой художницы, умной, интуитивной, иногда сдержанной, ревниво охраняющей свою свободу, погрузившей тело и душу в любовь, которая и стала ее кабальной зависимостью. Разбор получился настолько тревожным, что Элюар наверняка поделился им с Дорой. И если она сохранила номер Триллата более чем через шесть лет после того эксперимента, она определенно узнала себя в составленном по ее почерку заключении.

Поэтому мне захотелось продолжить эксперимент. Как и Элюар, я передала написанный Дорой текст графологу, не сообщив ему никаких сведений. Как и он, я записала то, что графолог говорил. Но, в отличие от Раймона Триллата, который располагал образцом почерка, относящимся к самому началу ее любовной истории, Серж Ласкар изучал адресную книжку женщины, которая в 1951 году только вышла из депрессии.

«Видно, что с ним или с ней не все в порядке». Он не знал, что речь шла о женщине. Однако «в этом почерке есть некое слияние: с одной стороны, это хамелеон, способность принимать форму момента, питаться другим… Поглощать другого! Вероятно, для того чтобы заполнить зияющую внутреннюю пустоту… И одновременно слияние в смысле синтеза, взрыва, кипения, вулкана. Этот человек способен на вспышки гнева, очень сильные, не обязательно длительные. Психиатр сказал бы, что в этом почерке недостаточно организующих элементов… Его характеризует интенсивность: интенсивность страсти, уровень страданий. Этот человек обладает вкусом к интенсивной жизни, к трагическому, способностью вживаться в роли, оставаясь при этом в известном смысле зрителем. Я также вижу у этого человека великую гордыню…» Он снова погрузился в свои записи и пролистал блокнот… «Нет, гордыня – это не то слово… Скорее, нужно говорить о негодовании, о бунте, совершенно непроизвольном. Этот человек также может быть жестоким, он может бить, царапать… В нем нет основы, чтобы контролировать себя. У него есть что-то немного детское, сильные вспышки гнева и не менее сильные всплески энтузиазма. Но в основе почерка обнаруживается некая оставленность, которая должна восходить к раннему детству, к отношениям с матерью. Этому человеку чего-то не хватало…» Серж Ласкар на мгновение замолчал, словно колеблясь, затем наконец произнес: «Это действительно человек в пограничном состоянии…»