Я просмотрела именные указали в биографиях Доры Маар и ее родственников. Вполне возможно, что это ее сестра Мадлен, с которой в начале 1950-х она часто встречалась. Однако та была монахиней и жила в монастыре, а не в этих кварталах.
Наиболее вероятно, что речь идет об участнице Сопротивления Мадлен Риффо. Ее пути с Дорой пересеклись в 1945 году в «Каталонце». Ей еще не было двадцати, но за ее спиной были уже два года борьбы в подполье. Она пошла на безумный риск, участвуя в вооруженной борьбе и даже хладнокровно средь бела дня застрелила в Париже немецкого офицера.
Ее немедленно арестовал коллаборант и доставил в гестапо, где она подверглась ужасным пыткам. Но благодаря обмену пленниками казни удалось избежать. 19 августа 1944 года ее наконец освободили… И она продолжила сражаться за освобождение Парижа. Тогда эта девочка возглавила партизанский отряд, в котором были одни мужчины… На архивных снимках мы видим ее с развевающимися волосами на бронеавтомобиле, едущей по Парижу под восторженные крики ликующей толпы.
Война закончилась, и она, ошеломленная, вдруг оказалась в обретшем мир мире. Благодаря Пьеру Дексу, за которого через несколько месяцев вышла замуж, эта маленькая женщина оказалась в «Каталонце», с Элюаром и Пикассо, который даже написал ее портрет. Не было ничего невозможного в освобожденной столице, которая с триумфом встречала своих новых героев. Участник Сопротивления за их столиком – это было особым шиком.
Мадлен Риффо еще жива. В девяносто три года она сама отвечает на телефонные звонки в своей квартире в Марэ, загроможденной книгами, картинами, сувенирами и с громко щебечущей канарейкой.
Она прекрасно помнит ту женщину с пустым неподвижным взглядом, которая присоединялась к ним в «Каталонце», не прикасаясь к еде. «После войны мы оба были больны… Я, травмированная пытками, скорбела о товарищах, павших в последних уличных боях… С Дорой все было серьезнее…» Серьезнее? «Помимо депрессии, можно предположить, что у нее был психоз. Но не стоит говорить, что Пикассо не был к ней добр. Он никогда ее не отталкивал». В воспоминаниях Мадлен, молодой коммунистки и участницы Сопротивления, товарищ Пикассо остается героем: «Она сошла с ума. Вместе с Элюаром они сделали все, чтобы к ней не применяли электрошоковую терапию». Мадлен слышала их разговор. «Они говорили, что ей крайне необходимо избегать потрясений. Именно по этой причине они отвезли ее к Лакану. Ей требовалось нечто большее, чем просто психоанализ…»
Тем не менее Мадлен Риффо не смогла вспомнить, чтобы давала Доре Маар свой номер телефона. И она никогда не жила рядом с авеню де Сюффрен. Мадлен Риффо почти уверена, что Мадлен из записной книжки Доры – это не она…
Требуется время, чтобы набрать номер психоаналитика. Тем более Лакана.
Я представляла себе, как Лакан с насмешливым видом встретил бы меня в кабинете на улице Лилль. «Что вас ко мне привело?» – «Я бы хотела, чтобы вы рассказали мне о Доре Маар, доктор Лакан». Совершенно естественно, он проводил бы меня до двери, более-менее быстро и любезно. Если бы повезло, «сеанс» обошелся бы мне всего в шестьсот франков.
Совершенно очевидно, что Лакан не стал бы говорить. Ни о Доре, ни о ком-либо еще. Он не оставил записок, по-видимому, не вел никаких записей о пациентах, и на своих курсах никогда не упоминал об этой женщине, которую вел целых семь лет. Медицинская тайна… Единственным едва заметным следом проводившегося им анализа стало посвящение в книге, которую он ей подарил в 1946 году: «В память о мучительном отпуске», намекая на работу, которую провел с ней летом 1945 года.
Придется реконструировать, предполагать, делать заключения.
Дора и Лакан встречались в 1935 году на собраниях группы «Контратака», которые объединяли сюрреалистов и людей, близких к Батайю. Молодой психиатр женился на художнице Малу Блонден, которая, как оказалось, была сестрой семейного врача Марковичей-Маар. Затем он оставил ее ради актрисы Сильвии Маклес, бывшей жены Батайя, прежде чем тот стал любовником Доры… Этот тесный мирок – словно деревня, в которой пары создаются, распадаются и смешиваются, не выходя из роду-племени и редко оставляя левый берег. Таким образом, в мае 1945 года Пикассо позвал на помощь не просто психиатра, но также терапевта и друга.