Но их шедевром стала вилла в Йере, носившая их имя и построенная Малле-Стивенсом. Нужно было обладать раскрепощенным воображением, чтобы в 1920-е годы мечтать о таком необычном доме. Нужно было посмеяться над своими корнями, традициями и, очистив сознание, выдумать новые. К каждой из пятнадцати небольших спален примыкала ванная комната. Был также бассейн, тренажерный зал. В свободное от приема пищи время гости могли делать все то, что им заблагорассудится. Дресс-кодом были кроссовки, спортивная одежда и купальник. «У Ноай они себя чувствовали, как в круизе», – резюмировал Лоуренс Бенайм, биограф Мари Лор.
Они принимали только представителей бомонда: Дали, Бретона, Кокто, Жида, Джакометти, Бунюэля, Ман Рея, самых известных музыкантов, Дариуса Мийо, Жоржа Аурика, Пуленка по прозвищу Пупуль и, конечно, Дору Маар.
Пара, которая получилась у Мари Лор и Шарля, была образцом невероятного успеха и безудержной современности. Интеллектуально они дополняли друг друга, но в том, что касалось чувств, потерпели крушение. Кончилось тем, что она застала мужа в постели с его тренером. Она писала стихи, чтобы забыться, и утешалась в объятиях сменявших друг друга любовников, которые на самом деле ее не любили или любили совсем недолго. У нее был талант встречаться с мужчинами, которые предпочитали мужчин. Она начала с Кокто, когда была подростком, а затем их коллекционировала: часто – молодых музыкантов, очень красивых и почти всегда бисексуальных…
Мари Лор и Дора Маар встречались с начала 1930-х годов. Дора была одной из немногих женщин, к которым Мари Лор относилась благосклонно, поскольку та была художницей, к тому же умной, элегантной, талантливой и придерживавшейся революционных взглядов. Дора Маар написала один из самых своих красивых портретов с Мари Лор, подловив у той некоторую меланхолию, о которой многие даже не догадывались. Титул официальной любовницы великого Пабло Пикассо делал Дору особенно привлекательной… И их связь, сначала скорее светская, под оккупацией переросла в дружбу.
В то время как виконт нашел себе укрытие на Юге Франции, Мари Лор предпочла остаться в Париже. Одна, но в окружении армии слуг и друзей. Она дошла до того, что ездила на метро или на велосипеде через Сену, чтобы встретиться со своей подругой Дорой, во «Флоре» или в «Каталонце»… По четвергам она обедала там с Элюаром, который часто приносил чью-то картину или рукопись на продажу, чтобы свести концы с концами. Она больше не давала званых ужинов из-за комендантского часа. Но Дора, Пикассо, Элюар и Кокто часто приезжали обедать на площадь Соединенных Штатов вместе с Андре-Луи Дюбуа. Поскольку на войне как на войне, здесь подавали паштет вместо фуа-гра и яйца вместо икры. А по воскресеньям они ходили на концерты.
Для Мари Лор и ее компании странная оккупация сменила странную войну. Она боялась, что немцы реквизируют ее особняк, но ее друг-танцор Серж Лифарь, у которого были отличные отношения с одним из оккупантов, спас ее от размещения там немцев. Она, похоже, привыкла ко всему: к свастике, плывущей по Парижу, комендантскому часу, дефициту всего, черному рынку, желтым звездам и арестам. Однажды она попала в аварию, когда ранним утром возвращалась домой в машине немецкого солдата.
Тем не менее Мари Лор отнюдь не была коллаборанткой. Ее оскорбляла пресса петенистов, которая называла ее «оевреившейся». И она всегда очень гордилась, рассказывая, как, не вставая с постели, встретила двух немцев, которые явились допросить ее о еврейском происхождении. Потребовался максимум дипломатических усилий все того же Дюбуа, поспешившего на выручку, чтобы убедить их не арестовывать ее…
Не всем так повезло. В конце 1942 года у них пропала подруга – Соня Моссе, художник-сюрреалист еврейского происхождения, актриса, танцовщица, тоже очень близкая Доре. В 1939 году они вместе были в Мужене. Узнав о ее аресте, компания в «Каталонце», должно быть, искренне расстроилась… Но постепенно они просто перестали о ней говорить. Никто не знал, что ее депортировали в Собибор. Никто из них даже не знал таких названий – Собибор и Освенцим. Они беспокоились за нее не больше, чем за парней, участвовавших в Сопротивлении.
Дора наверняка молилась за Соню, как каждый день молилась за свою недавно умершую мать и за ребенка Югетт. Но при этом она становилась все более равнодушной к живым, за исключением Пикассо, и по-прежнему боялась, что ее примут за еврейку. Этот вопрос волновал ее гораздо больше, чем Мари Лор, у которой отец был евреем.
При этом обе женщины разделяли одну и ту же страсть к иррациональному и эзотерическому. Они развлекались тем, что гадали друг другу, вытаскивая из колоды карты. И, как наивные девочки, мечтающие о прекрасном принце, радовались, когда на картах им выпадала любовь. Они также изучали астральные карты друг друга. Обе родились под созвездием Скорпиона, как и Пикассо… О рожденных под этим знаком говорят, что они мятежны, страстны, таинственны, активны, склонны к саморазрушению…