Тайна записной книжки Доры Маар. Дневник любовницы Пабло Пикассо

Мы никогда не узнаем, какое будущее они напророчили друг другу по астральным картам, но, разыскивая гороскоп Доры, я обнаружила, что Пикассо, который никогда ничего не выбрасывал, сохранил астральную карту своей старой любовницы. Это четыре машинописных листка, датированных декабрем 1936 года, в самом начале их любовной истории. Не вдаваясь в термины, все эти «дома» и «союзы», можно сказать, что выводы, сделанные астрологом, так же тревожны, как выводы графолога: «Будет проявляться склонность к пессимизму, которую нужно преодолевать, а также преувеличенные опасения по поводу будущего. Звезды указывают на препятствия и горести, почти наверняка не будут давать покоя отношения с ближайшим окружением… Область чувств содержит, пожалуй, самый большой негатив в гороскопе. Все, что касается привязанностей и чувств, будет каким-то образом разрушено либо предотвращено обстоятельствами и событиями. Брак будет отложен, если не предотвращен, и отношения с противоположным полом не всегда будут способствовать моральному спокойствию. Только дружеские отношения будут вам порой полезны, и вы получите действенную материальную помощь».

Словно некая злая фея наложила на нее проклятие. Словно с самого ее рождения планеты намеренно выстроились так, чтобы она никогда не была счастлива в любви. «Но ты же не станешь верить во всю эту астральную чепуху», – немного раздраженно сказал мне Т.Д.

А почему бы и нет? Друг, хорошо знающий астрологию, продвинулся в анализе астральной карты еще дальше. По его словам, если Дора умела читать карту неба, она видела в ней подтверждение своего страха, что у нее никогда не будет детей: «Черная Луна в Раке часто означает бесплодие». Оппозиция Сатурна предсказала ей ужасный период, начиная с мая 1945 года. «Очень жесткий, очень негативный… До такой степени, что она поглощается собственной тенью…» Это был месяц, когда ее интернировали…

Однако ни карты, ни планеты не смогли предвестить появление весной 1943 года новой музы в жизни Пикассо – в ресторане на левом берегу Сены. Звезды не вдаются в такие подробности…

В тот день там была и Мари Лор. Можно себе представить, как она сидит в «Каталонце» между Дорой, которая не произносит ни слова, и Пикассо, который чуть не сворачивал себе шею, оборачиваясь к столику актера Алена Кюни. Он заметил там девочку лет двадцати, которая утверждала, что она художник… Он ей в дедушки годился. Я представляю, как Мари Лор поднимает очи горе, слыша, как Пикассо бормочет на ухо юной Франсуазе Жило: «Разве можно быть художником с такой внешностью?» [135] Как это жалко звучит…

Она старается говорить громче, чтобы оживить разговор. Но он слишком занят тем, что угощает черешней Кюни и его подругу. Она обменивается несколькими сплетнями с Дорой, которая обычно при этом оживляется. Но в данный момент Дора оставалась окаменевшей… Ревность, как краб, пожирала ее изнутри.

Какой это был ужасный обед! Пересечь весь Париж, чтобы встретиться с такими несносными людьми. Если бы она прислушалась к себе, Мари Лор осталась бы дома, а не отправилась сюда на метро. Но она сидела за столиком с Пикассо и не думала уходить.

Обед наконец закончился, и это принесло облегчение как ей, так и Доре. Обе женщины покинули бистро, даже не взглянув на девочку, просто попрощавшись с Кюни. Если бы они увидели себя такими, какими их видел Пикассо, они бы поняли: разодетые в свои меха, Мари Лор – от Шанель, Дора – от Баленсиага, они выглядели как дамы, светские и самоуверенные. Он же предпочел остаться с этой девчонкой, которую даже пригласил посетить его мастерскую. Мари Лор было на это плевать. Она только очень расстроилась из-за того, что ей испортили обед.

Через год Париж был освобожден. В порыве неслыханной радости все собрались у Ноай вместо Елисейских полей. Обращаясь к фотографу Сесиль Битон, Мари Лор сравнила оккупацию с ванной: «Сначала это действовало расслабляюще, но вода становилась все горячее, и в конце концов мы ошпарились» [136]. Другие ошпарились намного раньше, но совершенно очевидно, что, выйдя из этой ванны, она испытала облегчение.

Есть не очень четкая фотография, на которой можно узнать Дору Маар на шествии, проходившем во время освобождения Парижа. Она идет как тень, одна среди солдат армии США, с фотоаппаратом на шее, и выглядит удивительно грустной в эти радостные дни. Опустошенная, потерянная… Она заставила себя выйти на улицу, но не смогла заставить себя радоваться. Она по-прежнему ждала, когда ему наскучит та, юная, как наскучили другие… Но иногда уже не верила, что так случится…

В мае 1945 года Дора была интернирована, затем заперта в своем доме, в то время как Мари Лор вновь погрузилась в водоворот вечеринок и маскарадов. Мне не удалось выяснить, участвовала ли она в жизни Доры. Должно быть, беспокоилась, звонила Элюару, чтобы быть в курсе…