Но рассказ Маршана подтверждают несколько портретов «Мадемуазель Жило», которые он написал в 1943 году. Неужели она забыла, что позировала ему?
Так кто же врет? Кто выдумывает? Кто преувеличивает? Только Франсуаза Жило могла бы ответить на мой вопрос. Но старушка больше не желает слышать об этой истории.
Однако мне удалось восстановить то, что, по всей видимости, было на самом деле, – благодаря интервью, которое она дала одной американской журналистке в 1980-е годы [144]
. Итак, вот воссозданная правдивая история Пабло Пикассо, Доры Маар, Франсуазы Жило и… Андре Маршана.Все началось весной 1943 года. Как обычно, Дора Маар и Пикассо обедали с друзьями в «Каталонце». За соседним столиком сидели Ален Кюни и Франсуаза Жило. Пикассо заметил ее, пригласил посетить его мастерскую, они стали любовниками… До этого места ничего нового. Маршан появился спустя несколько месяцев, когда Дора Маар узнала о существовании соперницы. «В постели, но не за столом!» – потребовала она от Пикассо, надеясь удержать ее на расстоянии. Но надо было его знать: он стал постоянно навязывать всем общество той, которую Дора презрительно называла «школьницей», и усаживал ту за свой стол. Чтобы соблюсти приличия, Франсуаза решила явиться с мнимым женихом: это и был Андре Маршан. Молодой художник был без ума от радости, он гордился тем, что встречается со студенткой, в которую тайно влюблен, гордился тем, что оказался за одним столом с Пикассо, который до того времени как будто его презирал… Из этой истории получился бы банальный водевиль, если бы в нем не был задействован величайший художник столетия… Маршан, судя по всему, ни о чем не подозревал. Он только рассказывал [145]
, что был удивлен нарядом той, которая утверждала, что впервые посещает мастерскую на Гран-Огюстен: она пришла с занятия верховой ездой и не успела переодеться. Какое это имело значение? Девушка была столь очаровательна в этих кавалерийских сапогах, и реакция Пикассо польстила мнимому жениху. Он, ослепленный, следовал за ней, а она бродила, невероятно дерзкая, среди картин мастера, небрежно касаясь их хлыстом, чтобы указать, что нравится и что нравится меньше. «Мне не нравится этот зеленый…» Пикассо, похоже, ничуть не обижался. Напротив, много смеялся. После чего все трое отправились в «Каталонца» к Доре Маар.Официальная любовница очень хорошо знала Андре Маршана. Она познакомилась с ним в 1930-е годы у актера Жан-Луи Барро, у которого он был свидетелем на свадьбе. Поэтому она готова была пригласить его со «школьницей», воображая, что Пикассо поймет, что та в отношениях, и оставит мысли о ней. Ревность порой сбивает с толку. А Маршан снимался в кино и считал себя ее парнем, однако позднее, когда мнимый кавалер стал больше не нужен, от него избавились. Он, вероятно, так ничего и не понял, но этот истинно-ложный разрыв вверг его в подавленное состояние.
Через год Франция была освобождена. Разделительной линии больше не существовало. Пикассо наконец мог, как обычно, отправиться на Ривьеру. Он думал, что средиземноморский воздух пойдет на пользу Доре, недавно выписавшейся из клиники. Она все еще тешила себя иллюзиями, хотела верить, что время «школьницы» уже прошло…
Путешествие началось в Каннах, где они пробыли несколько недель. Так случилось, что Маршан тоже был там: его галерист Эме Маег одолжил ему мастерскую, чтобы он мог спокойно подготовить следующую выставку. Ему, видимо, было приятно всех их видеть… Воображая, что отношения Жило с Пикассо закончились, он принял их радушно. Измученная Дора, не пришедшая в себя после электрошока, оставалась достаточно здравомыслящей, чтобы заметить, что большинство картин были повернуты лицом к стене. Как и многие молодые художники, Маршан с подозрением относился к Пикассо. Он боялся, что тот позаимствует его идеи. Разве не он украл когда-то его черных купальщиц? Выходя из мастерской, испанец, которому не удалось ничего увидеть, был взбешен: «Дьермо, дьермо…» Она была настолько расслабленной, что у нее не было сил ни противоречить, ни разделить его возмущение.
Это была их последняя совместная поездка.
После Канн Пикассо захотел проехать через Люберон, чтобы увидеть в Менербе дом, на который обменял во время войны свою картину. Он планировал предложить его Доре, чтобы таким образом купить себе свободу. «Ты же хотела загородный дом!» Вернувшись в Париж, он отвез ее к ней домой и попрощался немного теплее, чем обычно. Все было кончено. Даже удалось обойтись без слов. После той поездки Франсуаза поселилась у него.