На следующий день церковь была переполнена. В школе объявили выходной по случаю похорон отца Игги. Нынешние и бывшие студенты, родители, прихожане, сотрудники епископата, а также другие священники разместились на скамьях и в проходах.
В установленное время я вывез уже закрытый крышкой гроб в вестибюль и собрал для инструктажа тех, кто должен был нести тело покойного. Пробило десять, и проводившие службу священники благословили гроб, а затем накрыли его белой тканью, так называемым покровом. Когда участники церемонии двинулись по проходу, я дал знак поднять гроб с небольшой тележки и нести его к алтарной части храма. Обычно мы катим его по проходу, но настоятель пожелал, чтобы для большей торжественности покойного несли на руках.
Все шло по плану до того момента, пока процессия не поравнялась со вторым рядом скамей. Раздался громкий зловещий треск, который сопровождал нечто немыслимое: дно гроба отвалилось. А следом упал отец Игги. Он грохнулся на мраморный пол с абсолютно неторжественным звуком. Вздох потрясенной толпы отразился от сводов церкви. Носильщики продолжали держаться за ручки гроба, ошарашенно глядя под ноги, где лежал отец Игги, сжимавший в руках свою чашу для Святого Причастия.
Действовать нужно было быстро.
Я оттеснил участников процессии к алтарю и велел им поставить остатки гроба на пол. Потом я поднял с мест священников, занимавших первый ряд, и распорядился, чтобы гробоносцы положили отца Игги на скамью. Они были в такой панике, что выполняли мои указания без колебаний.
Потом я приказал им создать живой щит, чтобы оградить присутствующих от жуткого зрелища: мертвого человека, лежащего на передней скамье. Все произошло так быстро, что у меня просто не было времени испугаться. Я подозвал одного из коллег и дал ему задание сбегать в похоронное бюро и как можно быстрее доставить новый гроб.
Когда он бросился выполнять мое поручение, я оттащил деревянные обломки в служебное помещение. К счастью, наша контора находилась в том же квартале, и новый гроб прибыл в течение нескольких минут. С максимальным почтением мы с носильщиками поместили отца Игги в его новое пристанище и накрыли тело. Концовка церемонии обошлась без происшествий, но на этот раз я пренебрег рекомендациями старшего священника, и гроб везли по проходу на тележке.
После «инцидента с отцом Игги», как стали называть это происшествие, мы больше не заказывали гробы оптом.
Самым сложным для меня было выйти из церкви, чтобы сопроводить вынос тела отца Игги. Я знал, что все взоры устремлены на меня и каждый из присутствующих думает: «Что это за похоронное бюро, которое позволило священнику выпасть из гроба?»
Позднее я понял причину случившегося. «Эконом-гробы» держались на деревянных штифтах и клее. Наша компания заказывала их оптом, чтобы получить скидку. Первый гроб отца Игги, видимо, хранился на складе так долго, что клей высох и крепления разошлись под тяжестью тела.
После «инцидента с отцом Игги», как стали называть это происшествие, мы больше не заказывали гробы оптом.
30. Голубь и смерть
Однажды я убил птицу, прекрасного белоснежного голубя. Это олицетворение невинности и чистоты – а я уничтожил его. Обычно я выпускаю голубей во время похорон, но не в тот раз. Вместо того чтобы дать птице взмыть в небо, что символизировало бы освобождение души умершего, я попросту раздавил ее. А теперь, прежде чем вы назовете меня садистом или социопатом, а затем пожалуетесь на меня в общество защиты животных, я расскажу о событиях, приведших к этому смертоубийству. Дело было так.
Я находился за рулем катафалка, предназначенного для человека, похоронными делами которого мы занимались. Мне предстояло возглавить кортеж и следовать от ритуального бюро, где проводилась церемония прощания, на кладбище. Прежде чем мы выехали, вдова обратилась ко мне с необычной просьбой: нельзя ли ей сопровождать супруга в его последней поездке? В отдельных регионах страны это обычная практика, когда жена покойного едет на катафалке вместе с похоронным директором, но в наших краях так поступают редко.
– Буду рад, если вы сопроводите меня и вашего покойного супруга, – ответил я вдове.
Я вел машину в гнетущей тишине. Рядом восседала чопорная дама в широкополой шляпе в стиле сороковых. В душном и пропахшем пластиком салоне автомобиля наше молчание впору было резать ножом. Обычно я легко нахожу общий язык с клиентами, и до того момента, пока вдова не села в машину, все шло нормально. Теперь же у меня было ощущение, что мне снова пятнадцать, и я учусь водить, а на соседнем сиденье сидит мама, которая каждые три секунды нажимает на воображаемый тормоз. При любом толчке, резкой остановке или ускорении я чувствовал, как женщина смотрит на меня, оценивает и осуждает. Я был так озабочен идеальным вождением, что чуть не пропустил пару поворотов.