– Муж твоей подруги погиб, а она лежит где-то в больнице.
Я встала с постели и машинально оделась. Чувствовала себя, как Том Хэнкс в фильме «Спасти рядового Райана», когда он высадился на Омаха-Бич в «День Д». Звуки были приглушены, все происходило, как в замедленной съемке. Мне показалось, что прошла целая вечность, пока я одевалась и собирала волосы в хвост. Когда я спустилась, Энтони уже включил везде свет и вышел.
Я села у барной стойки на кухне. Энтони и его родители подъехали одновременно – он на катафалке, а они на своем «Бьюике».
– Привет, мам. Привет, пап, – автоматически произнесла я, когда они появились на пороге. Отец Энтони был в пижаме, а мать в ночной сорочке. Конечно же, они давно спали, когда им позвонили.
Свекровь бросилась ко мне и крепко обняла:
– О, Мэри! Нам так жаль! Джим был чудесным мальчиком!
– Вы в порядке? – спросил Энтони родителей. Он был поглощен мыслями о предстоящем деле.
– Конечно, Тони! – ответила его мать. – Езжайте, езжайте!
– Разбудите утром детей и отправьте в школу. Автобус приходит без десяти семь.
– Что нам сказать им? Куда вы уехали? – спросила она.
– Не знаю, мам. – Он словно внезапно устал. – Придумайте что-нибудь. Мы с Мэри расскажем им о Брюерах, когда вернемся. Нет смысла перекладывать это на вас.
Попрощавшись, мы с Энтони сели в катафалк.
– Куда мы едем? – спросила я.
– Похоже, это в четырех-пяти часах езды.
Надеюсь, движение в это время не слишком плотное.
Я посмотрела на часы: было 23:49.
– А как ты повезешь здесь два тела? – Я обернулась, чтобы посмотреть в маленькое окошко в перегородке, разделявшей кабину и кузов. Было непохоже, что туда поместятся двое.
– Складные носилки.
– Что?
– Складные носилки. Как усиленный коврик для йоги.
– О…
– Я положу на них мальчика. И они оба поместятся.
Я заметила, что он не называет Джимми по имени, просто «мальчик».
– Окей, – сказала я, по-прежнему пребывая в оцепенении.
По Кентукки мы с Энтони ехали молча. Я ломала голову над тем, что скажу Грейс. Что-нибудь. Мне не приходило никаких слов ободрения и сочувствия, которые стали бы уместными в такой ситуации.
– Что мне сказать ей, Энт?
Он не отрываясь смотрел на дорогу.
– Что ты можешь сказать? Что-нибудь от души. – И он снова умолк.
– А ты что собираешься сказать? – спросила я. Мои слова прозвучали в этой тишине как выстрелы в библиотеке.
– Не знаю. – Он поправил очки на переносице и откашлялся. – Придумаю что-нибудь.
Я закрыла рот. В катафалке вновь повисло безмолвие. Границу штата мы пересекли, не произнеся ни слова, а я так ни к чему и не пришла. Подходящих слов не находилось. В молчании мы проехали Индианаполис, а я продолжала размышлять о том, что мне
Энтони пару раз сверился с картой, нарушив тишину шелестом бумаги. Еще через час мы въехали в ворота больницы.
– Мы на месте, – объявил Энтони. – Пойду разузнаю. Жди здесь.
Свет в катафалке вспыхнул и погас, когда он выходил. Только темнота и я.
В голове было пусто. Громко щелкал перегретый двигатель. Внутри начал нарастать панический страх. Мы ехали пять часов, а я так ничего и не придумала! Надежды, что у меня родится какая-то глубокая мысль, которой я смогу поделиться с Грейс, больше не оставалось, – паника создала ментальный блок. Я не могла мыслить ни о чем, кроме подруги и ее маленькой девочки, к искалеченным телам которых подсоединены трубки и мониторы. А в это время муж и сын Грейс лежат на столах в морге. Я так впилась ногтями в ладони, что у меня выступила кровь.
Меня настолько поглотили эти размышления, что, когда Энтони открыл дверь катафалка, я подпрыгнула.
– Мэри, все нормально? – спросил он.
У него был озабоченный вид, но я знала, что мыслями он далеко.
– Да, конечно, – поспешно ответила я.
– Окей. Тогда почему бы тебе не пойти туда, – это был приказ, а не вопрос. – Регистратор все объяснит. Я уже рассказал ей о нашей ситуации. Сейчас неприемные часы, но она впустит тебя. Мне нужно объехать здание и припарковаться у черного хода. А ты сможешь попасть через главный вход, а не через подвал.
Я кивнула и вышла из машины. Энтони завел ее и уехал. Обхватив себя руками, я направилась ко входу в больницу.
Все было еще хуже, чем я себе представляла. Грейс лежала на кровати, и каждый дюйм ее тела был опутан трубками и проводами. Я и представить себе не могла, что на человеке может быть столько бинтов. Ее голова была наполовину закрыта огромной повязкой с большим бурым пятном засохшей крови.
В палате стоял острый больничный запах: сильных антисептиков и страха. Было темно. Свет шел только от мониторов. Один из аппаратов постоянно издавал пикающий звук, словно отмеряя время. Это сводило с ума.