Моя голова безвольно кивала, болталась на шее. Я обвела взглядом погром в комнате. Почувствовала себя опозоренной, смешной, глупой.
– Я… я бросалась банками с медом.
– Так это
Я кое-как поднялась на ноги, ожидая, что Розалин примется меня бранить, но она лишь попыталась своими толстыми пальцами выдернуть из моей руки осколок.
– Надо смазать это место меркурохромом, пока не началось заражение, – сказала она мне. – Идем!
Голос у нее был раздраженный, словно ей хотелось взять меня за плечи и трясти до тех пор, пока зубы не вывалятся.
Я сидела на бортике ванны, а Розалин смачивала мою руку холодным как лед жгучим тампоном. Потом наклеила поперек ранки пластырь и сказала:
– Ну вот, теперь ты хотя бы не умрешь от заражения крови.
Она закрыла дверцу аптечки над раковиной, потом захлопнула дверь ванной. Я смотрела, как она садится на стульчак, как ее живот провисает между ногами. Унитазы под телесами Розалин скрывались целиком. Я взгромоздилась на край ванны и думала: как же хорошо, что Августа с Джун еще не выходили из своих спален.
– Ладно, – сказала Розалин, – так почему ты вчера швырялась медом?
Я бросила взгляд на морские раковины, выстроившиеся рядком на подоконнике, и поняла, что они здесь удивительно к месту, хоть мы и были в сотне миль[33] от океана. Августа говорила, что каждой женщине нужны раковины в ванной, чтобы нет-нет да вспоминать, что ее родина – морская стихия. Раковины, по ее словам, были любимыми предметами Мадонны – после луны.
Я подошла и взяла одну из них, красивую, белую, плоскую, с желтой каймой по краям.
Розалин сидя наблюдала за мной.
– Ну, я жду, – поторопила она.
– Ти-Рэй был прав насчет моей матери, – сказала я, слыша собственные слова и ощущая, как от них поднимается тошнота. – Она меня бросила. Все было именно так, как он сказал. Она меня бросила.
На секунду в груди взметнулся вчерашний гнев, и у меня мелькнула мысль расколотить раковину о ванну, но я сдержалась и только глубоко вздохнула. Закатывание истерик, как выяснилось, не приносило особого удовлетворения.
Розалин поерзала, и крышка унитаза под ней пискнула и сдвинулась. Она почесала в затылке. Я отвела глаза, глядя на трубу под раковиной, на мазок ржавчины на линолеуме.
– Значит, твоя мать все же сбежала, – проговорила она. – Господи, этого-то я и боялась!
Я подняла голову. Вспомнила нашу первую ночь у ручья после побега, когда я рассказала Розалин о словах Ти-Рэя. Тогда я хотела, чтобы она подняла на смех саму возможность того, что мать меня бросила, но она замешкалась.
– Ты уже тогда это знала? – спросила я.
– Ну, наверняка-то не знала, – ответила она. – Просто кое-что слышала.
– Что именно?
Послышался ее вздох – на самом деле даже нечто большее, чем просто вздох.
– После того как твоя мама умерла, – начала Розалин, – я слышала, как Ти-Рэй по телефону разговаривал с вашей соседкой, миссис Уотсон. Он говорил, что ему больше не нужно, чтобы она за тобой присматривала, что он взял сборщицу из персикового сада. Он имел в виду меня, поэтому я решила подслушать.
Мимо окна пролетел ворон, огласив ванную безумным граем, и Розалин замолкла, дожидаясь, пока он затихнет вдали.
Я знала миссис Уотсон, прихожанку нашей церкви, поскольку она много раз покупала у меня персики. Она была добра, но всегда смотрела на меня так, словно на лбу у меня было написано что-то неописуемо печальное, словно ей хотелось подойти и стереть эту надпись.
Когда Розалин снова заговорила, я стиснула руками бортик ванны, не вполне понимая, хочу ли я, чтобы она продолжала.
– Я слышала, как твой папа сказал миссис Уотсон: «Джейни, вы сделали все возможное и невозможное, заботясь о Лили все эти месяцы. Не знаю, что бы мы без вас делали». – Розалин посмотрела на меня и покачала головой. – Мне всегда было любопытно, что он имел в виду. Когда ты сказала мне, что Ти-Рэй говорил, дескать, мать тебя бросила, наверное, вот тогда-то я и поняла.
– Не могу поверить, что ты промолчала! – воскликнула я и сложила руки на груди.
– Так как ты об этом узнала? – спросила Розалин.
– Августа мне сказала, – ответила я.
Вспомнила, как рыдала в ее спальне. Как хваталась руками за ее платье. О монограмме на ее платке, царапавшей мне щеку.
– Августа? – переспросила Розалин. На ее лице ошарашенное выражение появлялось не так часто, но сейчас это было именно оно.
– Она знала мою мать, когда та была маленькой девочкой и жила в Виргинии, – объяснила я. – Августа помогала ее растить.
Я выждала пару секунд, чтобы сказанное дошло до нее в полной мере.
– Моя мать приехала сюда, когда сбежала от Ти-Рэя. Когда… миссис Уотсон обо мне заботилась, – сказала я. – Она пришла прямо в этот дом.
Розалин сощурилась еще сильнее, если такое вообще возможно.