Она закрыла глаза и стала впитывать этот звук – представьте себе слушателей на симфоническом концерте, которые упиваются классической музыкой. Надеюсь, я не покажусь умственно отсталой, если скажу, что дома, проигрывая пластинки, ни разу не слышала ничего прекраснее. Нужно слышать это собственными ушами, чтобы понять, насколько совершенен был тон этого звука, его гармония и сила, которая то накатывала, то отступала. Мы стояли, прижавшись ушами к гигантской музыкальной шкатулке.
И тогда мое лицо, прислоненное к улью, начало вибрировать, словно музыка хлынула в поры кожи. Я видела, что и кожа Августы самую чуточку пульсирует. Когда мы выпрямились, щека у меня слегка покалывала и зудела.
– Ты слышала пчелиный кондиционер, – пояснила Августа. – Большинство людей понятия не имеют о том, какая сложная жизнь проходит в улье. У пчел есть тайная жизнь, о которой мы ничего не знаем.
Мне понравилось, что у пчел есть тайная жизнь – прямо как у меня.
– А какие еще у них есть секреты? – Мне очень хотелось знать.
– Ну, например, каждая пчела играет свою роль.
И Августа рассказала мне все. Строители гнезда – пчелы, возводящие соты. Я заметила, что, если судить по тому, какие они создают шестиугольники, у них наверняка хорошо обстоят дела с устным счетом, и она улыбнулась и сказала – да, строители гнезда обладают истинным талантом к математике.
Сборщицами были пчелы, обладавшие хорошими навыками ориентирования и неутомимостью; они вылетали из улья для сбора нектара и пыльцы. Еще были пчелы-гробовщики, чьи траурные обязанности состояли в том, чтобы вытаскивать из улья мертвых сестер и поддерживать чистоту. Пчелы-няньки, по словам Августы, обладали даром кормилиц и пестовали всю детву. Наверное, они были склонны к самопожертвованию, как женщины в благотворительных церковных столовых, которые вечно твердят: «Нет-нет, возьмите себе куриную грудку. Я вполне обойдусь шейкой и гузкой, правда». Единственными самцами в улье были трутни, которые дожидались возможности спариться с маткой.
– И, конечно, – продолжала Августа, – есть еще матка – королева или царица – и ее приближенные.
– У нее есть приближенные?
– О да, вроде фрейлин. Они ее кормят, купают, согревают или охлаждают – в общем, делают все, что нужно. Они постоянно крутятся вокруг нее, суетятся над ней. Я даже видела, как они ее ласково поглаживают, – Августа снова надела шлем. – Наверное, мне бы тоже хотелось утешения, если бы я только и делала, что откладывала яйца с утра до ночи, неделю за неделей.
– А что, она больше ничего не делает – только яйца кладет?
Не знаю, чего я ожидала – ведь не того же, что пчелиная королева действительно надевает корону и восседает на троне, издавая королевские указы.
– Откладывание яиц – это главное, Лили. Она приходится матерью всем пчелам в улье, и продолжение их жизни всецело зависит от нее. Не важно, в чем состоит их работа: они знают, что матка – их мать. Она мать тысяч.
Пока Августа снимала крышку, я надела шлем. Пчелы тучей повалили из улья, шумно снявшись с места и завиваясь хаотическими спиралями – так внезапно, что я аж подпрыгнула.
– Не шевелись, – велела Августа. – Помни, что я тебе говорила. Не пугайся.
Одна пчела влетела прямо мне в лоб, столкнувшись с сеткой и ткнувшись в мою кожу.
– Это она тебя предупреждает, – сказала Августа. – Бодая тебя, пчела говорит:
Августа принялась вынимать рамки, даже не надев перчаток. Пока она работала, пчелы кружили вокруг нас, и кружение их набирало силу, так что нам в лица подул легкий ветерок. Мне сразу вспомнилось, как пчелы вылетели из стен моей спальни, заключив меня в центр своего пчелиного вихря.
Я наблюдала за тенями на земле. Пчелиная воронка. Я сама, неподвижная, как заборный столб. Августа, склоненная над ульем, изучающая рамки, ищущая восковые сооружения на сотах. Ныряющий вверх-вниз полумесяц ее шлема.
Пчелы начали опускаться мне на плечи, как птицы на телефонные провода. Они расселись по моим рукам, по сетке, так что я почти перестала что-либо видеть за ними.
Мое дыхание ускорялось, что-то обвивало кольцами мою грудь, сжимая ее все туже и туже – и вдруг, словно кто-то щелкнул выключателем паники, я ощутила, как все мое существо расслабилось. Сознание стало неестественно спокойным, словно какая-то часть меня вылетела из тела и уселась на древесном суку, наблюдая за происходящим с безопасного расстояния. А другая часть меня пустилась в пляс с пчелами. Я не сдвинулась ни на дюйм, но мысленно кружилась вместе с ними в воздухе. Вступила в пчелиный конга-хоровод.