Тайная жизнь пчел

Я так увлеклась тем, что говорила Августа, что забыла смачивать этикетки. Как бы мне хотелось, чтобы внутри меня жила такая вот история, настолько громкая, что можно взять стетоскоп и услышать ее, а не история о том, как я положила конец жизни своей матери и вроде как своей собственной одновременно.

– Ты можешь смачивать этикетки и слушать, – подсказала мне Августа и улыбнулась. – Итак, после того как Большая мама умерла, Мадонна в Цепях была передана моей матери. Она жила в маминой комнате. Отец терпеть ее не мог. Он хотел избавиться от статуи, но мама сказала: «Если уйдет она, уйду и я». Думаю, эта статуя и была главной причиной, по которой мама стала католичкой, – чтобы опускаться перед ней на колени и не чувствовать при этом, что ведешь себя странно. Мы частенько обнаруживали ее перед статуей, и она разговаривала с Мадонной, точно они были двумя соседками, попивающими сладкий холодный чай. Мама, бывало, поддразнивала Мадонну, говорила: «Знаешь что? Надо было тебе девочку родить!»

Августа опустила банку, к которой клеила этикетку, на ее лице промелькнуло смешанное выражение – скорби, и умиления, и тоски, – и я подумала: она скучает по своей матери.

Я перестала смачивать этикетки, не желая ее торопить. Когда она снова взяла в руки банку, я спросила:

– Ты выросла в этом доме?

Мне хотелось знать о ней все.

Она покачала головой:

– Нет, но здесь выросла моя мать. Здесь я проводила лето, – ответила Августа. – Видишь ли, этот дом принадлежал моим бабушке и дедушке, как и весь окружающий участок. Большая мама тоже держала пчел, прямо здесь, в том самом месте, где ульи стоят сегодня. Ей нравилось говорить всем, что из женщин получаются лучшие пчеловоды, потому что они обладают особой способностью любить кусачих созданий. «Когда годами любишь детей и мужей, хочешь не хочешь, а научишься», – говаривала она.

Августа рассмеялась, и я подхватила ее смех.

– Это Большая мама научила тебя ухаживать за пчелами?

Августа сняла очки и протерла их шалью, заменявшей ей пояс.

– Она научила меня гораздо большему, чем ухаживать за пчелами. Она рассказывала мне о них те еще небылицы.

Я навострила уши.

– А мне что-нибудь расскажешь?

Августа постучала пальцем по лбу, словно пыталась выманить подходящую историю с какой-то дальней полки в своей голове. Потом ее глаза сверкнули, и она заговорила:

– Ну, Большая мама рассказывала мне, что однажды в канун Рождества вышла к ульям и услышала, что пчелы поют слова рождественской притчи, взятой прямиком из Евангелия от Луки, – и Августа начала напевать, подражая негромкому гудению: – «И родила Мария Сына своего Первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли».

Я хихикнула:

– Думаешь, так и было на самом деле?

– Ну, и да, и нет, – ответила она. – Некоторые вещи случаются буквально, Лили. А другие, такие как эта, случаются не буквально, но все равно случаются. Понимаешь, что я имею в виду?

– Не очень, – призналась я растерянно.

– А имею я в виду, что пчелы не пели слова из Евангелия от Луки на самом деле, но все равно, если слух у тебя подходящий, можно прислушаться к улью и услышать рождественскую песнь где-то внутри себя. Можно услышать безмолвную историю по другую сторону обыденного мира, которую не слышит никто другой. У Большой мамы был именно такой слух. А вот у моей матери этого дара не было. Думаю, он передается через поколение.

Меня так и подмывало побольше расспросить о ее матери.

– Спорим, твоя мама тоже держала пчел? – сказала я.

Похоже, этот вопрос ее повеселил.

– Боже мой, нет! Это ее нисколько не интересовало. Она уехала отсюда при первой возможности и поселилась у кузины в Ричмонде. Нашла работу в гостиничной прачечной. Помнишь, в первый день, когда вы здесь появились, я говорила тебе, что выросла в Ричмонде? Так вот, оттуда был родом мой отец. Он был первым цветным стоматологом в Ричмонде. Он познакомился с моей матерью, когда она пришла к нему на прием с больным зубом.

Я с минуту сидела, размышляя о том, как иногда причудливо поворачивается жизнь. Если бы не больной зуб, Августы бы не было на свете. Как и Мэй, и Джун, и меда «Черная Мадонна». И мы бы с ней сейчас не сидели и не разговаривали.

– Я любила Ричмонд, но мое сердце всегда оставалось здесь, – продолжала Августа. – В детстве я только и мечтала приехать сюда на лето, а когда Большая мама умерла, она оставила все это – и дом, и земли – нам с Джун и Мэй. Я держу пчел вот уже почти восемнадцать лет.

Солнце бликовало на окне медового дома, то и дело вспыхивая между проплывавшими облаками. Мы некоторое время сидели в этой желтоватой тишине и работали, не разговаривая. Я опасалась утомить ее расспросами. Но под конец не выдержала и спросила:

– А чем вы занимались в Виргинии, прежде чем переехали сюда?

Она окинула меня ироничным взглядом, словно говоря: Боже мой, какая ж ты любопытная! – но ответила сразу, ни на миг не замедлив движений рук, клеивших этикетки.