Читаем Тайная жизнь пчел полностью

Я забралась в «медовоз», даже не успев причесаться, Мэй протягивала мне намазанный маслом тост и апельсиновый сок в окошко, а Розалин совала туда же термосы с водой, и обе они практически бежали рядом с грузовиком, пока Августа выезжала с подъездной дорожки. Было такое ощущение, будто Красный Крест поднялся по тревоге, чтобы спасать пчелиное королевство.

В кузове грузовика уже стояли наготове бочки с подслащенной водой.

– Когда температура поднимается выше тридцати восьми, – объясняла Августа, – цветы увядают и пчелам становится нечего есть. Они остаются в ульях и занимаются проветриванием. Иногда просто поджариваются там.

Мне казалось, что мы и сами можем поджариться. Прикоснуться к ручке дверцы было невозможно, не получив ожог третьей степени. Пот стекал между грудями и впитывался в резинку трусов. Августа включила радио, чтобы узнать прогноз погоды, но вместо этого мы услышали, что «Рейнджер-7» наконец запущен на Луну, в район, называемый Морем Облаков, и что полиция все еще ищет тела трех гражданских активистов в Миссисипи, и еще об ужасных событиях во Вьетнаме. Закончилось все сюжетом о том, что происходило «ближе к дому»: чернокожие из Тибурона, Флоренса и Оринджберга собирались в тот день идти маршем в Колумбию, чтобы просить губернатора обеспечить исполнение Закона о гражданских правах.

Августа выключила приемник. Довольно. Весь мир все равно не исправишь.

– Я уже напоила пчел в ульях вокруг дома, – сказала она. – Зак позаботится об ульях на восточной стороне округа. Так что нам с тобой надо взять на себя западную часть.

Спасение пчел заняло целое утро. Забираясь в отдаленные уголки леса, где и дорог-то, считай, не было, мы обнаруживали пасеки по 25 ульев на дощатых настилах, похожие на маленькие, затерянные в глуши городки. Мы снимали крышки и наполняли кормушки подслащенной водой. Еще дома мы набрали в карманы сахара-песка и теперь дополнительно обсыпали им бортики кормушек.

Меня все-таки разок ужалили в запястье, когда я накрывала улей крышкой. Августа выцарапала жало.

– Я посылала им любовь, – пожаловалась я, чувствуя себя преданной.

Августа ответила:

– Из-за жары пчелы выходят из себя, и не важно, сколько любви ты им посылаешь.

Она вытащила из не занятого сахаром кармана пузырек со смесью оливкового масла и пчелиной пыльцы и помазала место укуса – это было ее фирменное средство. Я надеялась никогда не опробовать его на себе.

– Считай себя посвященной, – сказала она мне. – Невозможно стать настоящим пчеловодом, если тебя ни разу не ужалили.

Настоящий пчеловод. Ее слова наполнили мою душу теплом, и прямо в это мгновение с земли на опушке с шумом, напоминавшим взрыв, взлетела в воздух стая черных дроздов и закрыла тучей все небо. Неужели чудеса никогда не кончатся? – спросила я себя. Я бы добавила в свой список профессий и эту. Писательница, учительница английского и пчеловод.

– Думаешь, я смогу когда-нибудь держать пчел? – спросила я.

На что Августа ответила:

– А разве не ты говорила мне на той неделе, что одна из вещей, которые ты полюбила, – это пчелы и мед? Ну, если это так, из тебя получится отличный пчеловод. Я тебе больше скажу. Можно даже не очень хорошо что-то делать, Лили, но если занятие тебе нравится, этого будет достаточно.

От места укуса жжение распространилось до самого локтя, и я только диву давалась, какие мучения может причинить такое крохотное существо. С гордостью могу сказать, что я не жаловалась. Раз тебя уже ужалили, отменить случившееся невозможно, сколько ни ной. Я просто снова нырнула в стремительный процесс спасения пчел.

Напоив все ульи Тибурона и рассыпав достаточно сахара, чтобы любой человек прибавил от него пятьдесят фунтов веса, мы поехали домой – разгоряченные, голодные и едва не захлебывающиеся в собственном поту.

Когда Августа вырулила на подъездную дорожку, мы увидели Розалин и Мэй; они пили сладкий чай на задней веранде. Мэй сказала, что оставила нам в холодильнике обед: сэндвичи с холодными свиными отбивными и салат из квашеной капусты. Обедая, мы слушали, как Джун на втором этаже играет на виолончели, издавая такие мрачные звуки, будто кто-то умер.

Мы схарчили все до крошки без всяких разговоров, потом отодвинулись от стола и как раз пытались понять, как бы перевести свои тела в стоячее положение, когда услышали визг и смех, словно на школьной переменке. Мы с Августой потащились на веранду, чтобы посмотреть, в чем дело. А там обнаружились Мэй и Розалин, они пробегали сквозь струю газонного дождевателя, босые, зато в одежде. Словно спятили в одночасье.

Просторное платье Розалин промокло и прилипло к телу, а Мэй ловила водяные брызги в подол и подбрасывала, обдавая ими лицо. Солнечный свет падал на глянец ее косичек, и они сияли, как огненные.

– Ну просто фантастика, да? – вздохнула Августа.

Когда мы вышли на двор, Розалин подхватила с земли шланг с разбрызгивателем и наставила его на нас.

Перейти на страницу:

Все книги серии Best Book Awards. 100 книг, которые вошли в историю

Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим
Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим

В XIX веке в барракунах, в помещениях с совершенно нечеловеческими условиями, содержали рабов. Позже так стали называть и самих невольников. Одним из таких был Коссола, но настоящее имя его Куджо Льюис. Его вывезли из Африки на корабле «Клотильда» через пятьдесят лет после введения запрета на трансатлантическую работорговлю.В 1927 году Зора Нил Херстон взяла интервью у восьмидесятишестилетнего Куджо Льюиса. Из миллионов мужчин, женщин и детей, перевезенных из Африки в Америку рабами, Куджо был единственным живым свидетелем мучительной переправы за океан, ужасов работорговли и долгожданного обретения свободы.Куджо вспоминает свой африканский дом и колоритный уклад деревенской жизни, и в каждой фразе звучит яркий, сильный и самобытный голос человека, который родился свободным, а стал известен как последний раб в США.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Зора Нил Херстон

Публицистика

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези