Тайная жизнь пчел

– Идите сюда и будете мокрее мокрого! – воскликнула она, и – плюх! – нам в грудь ударили струи ледяной воды.

Розалин повернула разбрызгиватель вниз и наполнила водой подол Мэй.

– Идите сюда и будете мокрее мокрого! – взвизгнула Мэй, копируя Розалин, и погналась за нами, выплескивая воду из подола нам на спины.

Я вам точно скажу: ни одна из нас не стала протестовать. Под конец мы просто встали на месте и позволили этим двум сумасшедшим промочить нас до нитки.

Всей четверкой мы превратились в водяных нимф и пустились в пляс вокруг садового шланга: наверное, так же индейцы плясали вокруг пылавших костров. Белки и каролинские крапивники бочком-бочком подскакивали к нам, насколько хватало смелости, и пили из лужиц, а бурые высохшие стебельки травы, казалось, распрямлялись и зеленели прямо на глазах.

Потом хлопнула дверь веранды, и нам всем явилась Джун, прямо-таки кипевшая злостью. Должно быть, я опьянела от воды, воздуха и танцев, потому что подхватила дождеватель и заявила:

– Иди сюда – и будешь мокрее мокрого! – а потом обдала ее из шланга.

Она сорвалась на визг:

– Проклятье, да гори все в аду!

Я понимала, что все зашло куда-то не туда, но уже не могла остановиться. Я представляла себя доблестным пожарным, а Джун – бушующим огненным адом.

Она выдернула из моих рук шланг и направила на меня. Часть воды попала мне в нос; слизистую словно обожгло. Я дернула за шланг, и теперь мы держались за него с двух сторон, а он знай себе поливал наши животы и подбородки. Мы упали на колени, сражаясь за него, а он, словно гейзер, извивался между нами. Ее глаза неотрывно смотрели на меня, такие близкие и яркие, с капельками воды на ресницах. Я услышала, как Мэй начала напевать «О, Сюзанна!», и рассмеялась, чтобы показать ей, что все в порядке, все хорошо, но шланг так и не выпустила. Я не собиралась отдать победу Джун Боутрайт.

Розалин с намеком обронила:

– Говорят, если облить двух сцепившихся собак из шланга, они расцепятся, но, догадываюсь, так бывает не всегда.

Августа рассмеялась, и я увидела, что взгляд Джун чуть смягчился, что ей очень хочется не рассмеяться, но она словно смешинку проглотила: как только потеплел ее взгляд, так вся оборона и рухнула. Я так и представляла, как она с размаху бьет себя по лбу с мыслью: Я сражаюсь за садовый шланг с четырнадцатилетней девчонкой. Вот ведь абсурд какой!

Джун разжала пальцы и повалилась на траву, содрогаясь от смеха. Я плюхнулась рядом с ней и тоже расхохоталась. Мы не могли остановиться. Я не очень-то понимала, над чем именно мы смеемся, – просто была рада, что делаем это вместе.

Когда мы наконец сумели собрать себя с земли, Джун проговорила:

– Господи, да я точно пьяная – словно кто-то выдернул пробки в ногах и осушил меня до капли!

Розалин, Мэй и Августа снова превратились в водяных нимф и занялись своими нимфическими игрищами. Я бросила взгляд под ноги, где вот только что лежали бок о бок наши с Джун тела, на примятую мокрую траву, на идеальные вмятины в земле. Переступила через них со всем возможным тщанием – и, видя, как я осторожничаю, Джун тоже переступила через них, а потом, к моему потрясению, обняла меня. Джун Боутрайт обнимала меня, а наша мокрая одежда издавала сладкое чмоканье в разных местах, где соприкасались наши тела.

Если в Южной Каролине температура поднимается выше сорока градусов, приходится ложиться в постель. Это здесь практически закон. Кому-то может показаться, что дело просто в лени, но на самом деле, падая в постель от жары, мы даем своему сознанию время и возможность искать новые мысли, размышлять об истинной цели жизни и вообще позволяем появляться в голове тому, чему нужно там появиться. Когда я училась в шестом классе, у меня был одноклассник со стальной пластинкой в черепе, и он всегда жаловался, что ответы экзаменационных заданий не проникают в его сознание. А наш учитель отвечал: «Не вешай мне лапшу».

Однако в каком-то смысле тот мальчик был прав. У каждого человека на Земле есть этакая стальная пластинка в голове. Но если время от времени ложиться и замирать в неподвижности, она будет отъезжать в сторону, как дверь лифта, впуская все тайные мысли, которые терпеливо стоят и дожидаются возможности нажать кнопку и подняться наверх. Настоящие проблемы в жизни случаются тогда, когда эти тайные двери остаются закрытыми слишком долго. Но это только мое мнение.

Наверное, Августа, Мэй, Джун и Розалин были сейчас в розовом доме, в своих комнатах, лежали под вентиляторами с выключенным светом. Я же прилегла на топчан в медовом доме и позволила себе думать обо всем, о чем захочу, за исключением моей матери. Так что, естественно, она и оказалась той единственной мыслью, которая хотела подняться на лифте.