Читаем Тайная жизнь пчел полностью

Следующие пару дней я была сплошным комком нервов. Только что из собственной шкуры не выпрыгивала, стоило кому-нибудь хоть монетку неожиданно уронить. За кухонным столом я вяло ковырялась вилкой в тарелке и застывала, уставившись в пустоту словно в трансе. Иногда в памяти всплывал образ матери с тараканьими ногами, и мне приходилось съедать ложку меда, чтобы утихомирить желудок. Я сделалась такой дерганой, что не могла просидеть и пяти минут перед телевизором, смотря «Американскую сцену», тогда как обычно завороженно ловила каждое слово Дика Кларка.

Я все бродила и бродила по розовому дому, останавливаясь то там, то сям, пытаясь представить свою мать в разных помещениях. Сидящей с расправленной юбкой на банкетке у пианино. Стоящей на коленях перед Мадонной. Изучающей коллекцию рецептов, которые Мэй вырезала из журналов и наклеивала на холодильник клейкой лентой. Я всматривалась в эти видения остекленевшим взглядом, потом отводила глаза и видела, что Августа, Джун или Розалин наблюдают за мной. Они цокали языком и щупали мой лоб, проверяя, нет ли температуры.

Они спрашивали: «Что с тобой? Что в тебя вселилось?»

Я трясла головой. «Ничего, – лгала я. – Ничего».

По правде говоря, мне казалось, что моя жизнь забралась на высокую вышку и вот-вот прыгнет в неведомые воды. Опасные воды. Мне лишь хотелось ненадолго отсрочить этот прыжок, ощутить близость моей матери в этом доме, притвориться, что я не боюсь истории, которая привела ее сюда, или что она не может поразить меня так, как в моем сне, сделавшись шестиногой и уродливой.

Мне хотелось подойти прямо к Августе и спросить, почему моя мать была здесь, но страх меня останавливал. Я хотела знать – и не хотела знать. Зависла в чистилище неопределенности.

В пятницу ближе к вечеру, когда мы закончили очищать последние магазинные корпуса и складывать их на хранение, Зак решил заглянуть под капот «медовоза». Двигатель все равно вел себя странно и перегревался, несмотря на то что над ним поработал Нил.

Я побрела обратно в комнату и села на топчан. От окна несло жаром. Я подумала, не включить ли вентилятор, но так и продолжала сидеть, глядя сквозь стекло на молочно-голубое небо, и изнутри мной овладевало тоскливое, царапающее чувство. Я слышала музыку, доносившуюся из радиоприемника грузовика, Сэм Кук пел «Еще один субботний вечер». Потом Мэй окликнула Розалин через весь двор, прося ее снять простыни с веревки. И меня вдруг поразило то, что жизнь там, снаружи, течет своим чередом, а я тут подвешена в ожидании, застрявшая в ужасном разломе между жизнью и не-жизнью. Я не могла продолжать тянуть время, как будто ему нет конца, как будто это лето никогда не кончится. Подступили слезы. Придется разъяснить все до конца. Чему быть… ну, тому не миновать.

Я подошла к раковине и умылась.

Вдохнув поглубже, сунула в карман образок черной Марии и фотографию матери и пошла к розовому дому, чтобы отыскать Августу.

Я думала, она будет сидеть у себя на кровати или в кресле на лужайке, если там не слишком много москитов. Я представляла, как Августа скажет: Что у тебя на уме, Лили? Мы с тобой наконец поговорим? И я вытащу образок и расскажу ей все до последней капли, а потом она объяснит мне насчет моей матери.

Если бы так оно и случилось… вместо того что случилось на самом деле!

Когда я шагала к дому, от грузовика меня окликнул Зак:

– Хочешь прокатиться со мной в город? Мне нужно купить новый шланг для радиатора, пока не закрылся магазин.

– Я собираюсь поговорить с Августой, – ответила я.

Он захлопнул крышку капота и отер ладони о штаны.

– Августа в доме с Душечкой. Она прибежала в слезах. Вроде бы Отис потратил все их сбережения на покупку подержанной рыбацкой лодки.

– Но мне нужно рассказать ей кое-что очень важное.

– Тогда тебе придется встать в очередь, – хмыкнул он. – Поехали, мы вернемся раньше, чем уйдет Душечка.

Я потопталась в нерешительности, потом сдалась:

– Ладно.

Магазин автозапчастей был расположен через два дома от кинотеатра. Когда Зак зарулил на парковку перед ним, я увидела их – пятерых или шестерых белых мужчин, стоявших у кассового ларька. Они бродили с места на место, бросая быстрые взгляды на улицу, словно кого-то дожидались. Все были в выходной одежде, при галстуках с булавками, словно продавцы из магазина или банковские клерки. Один из них держал в руках палку, похожую на черенок от лопаты.

Зак заглушил мотор и стал смотреть на них сквозь ветровое стекло. Из магазина запчастей вышла собака, бигль с выбеленной старостью мордой, и стала принюхиваться к чему-то на тротуаре. Зак побарабанил пальцами по рулю и вздохнул. И тут до меня дошло: была пятница, и они поджидали здесь Джека Пэланса с цветной женщиной.

Мы с минуту сидели, не разговаривая. Все звуки в грузовике словно усилились. Писк пружины под сиденьем. Постукивание Заковых пальцев. Мои резкие вдохи и выдохи.

Перейти на страницу:

Все книги серии Best Book Awards. 100 книг, которые вошли в историю

Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим
Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим

В XIX веке в барракунах, в помещениях с совершенно нечеловеческими условиями, содержали рабов. Позже так стали называть и самих невольников. Одним из таких был Коссола, но настоящее имя его Куджо Льюис. Его вывезли из Африки на корабле «Клотильда» через пятьдесят лет после введения запрета на трансатлантическую работорговлю.В 1927 году Зора Нил Херстон взяла интервью у восьмидесятишестилетнего Куджо Льюиса. Из миллионов мужчин, женщин и детей, перевезенных из Африки в Америку рабами, Куджо был единственным живым свидетелем мучительной переправы за океан, ужасов работорговли и долгожданного обретения свободы.Куджо вспоминает свой африканский дом и колоритный уклад деревенской жизни, и в каждой фразе звучит яркий, сильный и самобытный голос человека, который родился свободным, а стал известен как последний раб в США.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Зора Нил Херстон

Публицистика

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези