Читаем Тайная жизнь пчел полностью

Вдруг один из мужчин завопил, отчего я подскочила и стукнулась коленом о бардачок. Он смотрел куда-то через улицу, за наши спины, и кричал:

– Эй, вы, чего уставились?

Мы с Заком обернулись и посмотрели в заднее окошко. На тротуаре стояли трое цветных подростков, пили колу из бутылок и в упор разглядывали мужчин.

– Давай приедем сюда в другой раз, – сказала я.

– Все будет нормально, – ответил Зак. – Подожди меня здесь.

Нет, ничего нормально не будет, подумала я.

Когда Зак вышел из «медовоза», я услышала, как подростки окликнули его по имени. Они пересекли улицу и подошли к «медовозу». Поглядывая на меня сквозь стекло, пару раз дружески пихнули Зака локтями. Один из них помахал рукой перед лицом, словно откусил кусок мексиканского жгучего перца.

– Кто это у тебя там? – спросил он.

Я смотрела на них, пытаясь улыбаться, но все мои мысли были поглощены не ими, а мужчинами, которые открыто за нами наблюдали.

Подростки тоже это видели, и один из них – которого, как потом выяснилось, звали Джексоном – очень громко сказал:

– Это ж какими тупицами надо быть, чтобы поверить, что Джек Пэланс приедет в Тибурон!

Все рассмеялись. Даже Зак.

Мужчина с черенком от лопаты подошел прямо к бамперу грузовика, уставился на подростков с полуулыбкой-полуоскалом, какую я тысячу раз видела на лице Ти-Рэя – это было то самое выражение, что рождается силой без любви, – и крикнул:

– Что ты там сказал, мальчик?

Все звуки на улице мгновенно стихли. Бигль прижал уши и шмыгнул под припаркованную машину. Я увидела, как Джексон закусил губу и по его скулам перекатились желваки. Я увидела, как он поднял над головой бутылку из-под колы. И бросил ее.

Когда она вылетела из его руки, я закрыла глаза. Когда я снова их открыла, осколки стекла разлетелись по тротуару. Мужчина уронил черенок и схватился рукой за нос. Между его пальцами показались струйки крови.

Он повернулся к остальным мужчинам.

– Этот черномазый раскроил мне нос! – проговорил он, и в его голосе было больше удивления, чем любого иного чувства. На миг растерявшись, он огляделся, а потом направился в ближайший магазин, капая кровью себе под ноги.

Зак и остальные ребята сгрудились у дверцы грузовика тесной кучкой, словно прилипнув к тротуару, а мужчины подошли и заключили их в полукольцо, прижав к грузовику.

– Кто из вас бросил бутылку? – спросил один из них.

Ни один из парней не раскрыл рта.

– Горстка трусов, – выплюнул другой мужчина.

Он подобрал с тротуара черенок и, стоило кому-нибудь из парней пошевелиться, делал выпады в воздух.

– Просто скажите, кто из вас это сделал, и остальные могут идти, – сказал он.

Молчание.

Из магазинов высыпали на улицу люди, смотрели, собирались группками. Я неотрывно смотрела в затылок Заку. Казалось, в моем сердце был уступ, и я стояла на нем, наклонившись вперед, насколько было возможно, дожидаясь, что сделает Зак. Я знала, что доносчики считаются самыми низкими подлецами, но мне хотелось, чтобы Зак указал на Джексона пальцем и сказал: Вот он. Он это сделал. Тогда он смог бы сесть обратно в «медовоз», и мы бы уехали.

Давай же, Зак!

Он повернул голову и искоса посмотрел на меня, потом слегка пожал плечами, и я поняла, что все решено и обжалованию не подлежит. Он не откроет рта. Он пытался сказать мне: Извини, но это мои друзья.

Он предпочел стоять там и быть одним из них.

Я наблюдала, как полицейский усаживает Зака и остальных троих парней в машину. Отъезжая, он включил сирену и красную мигалку, в чем вроде бы не было никакой необходимости, но, полагаю, он не хотел разочаровывать толпу, собравшуюся на тротуаре.

Я продолжала сидеть в грузовике, точно примерзшая, и весь мир вокруг меня застыл. Толпа рассосалась, и все машины разъехались одна за другой. Владельцы закрывали магазины. Я продолжала тупо смотреть сквозь ветровое стекло, словно на испытательную таблицу для настройки телевизора, которая появлялась на экранах в полночь.

Когда шок немного отпустил меня, я попыталась сообразить, что мне делать, как добраться до дома. Если бы Зак не забрал ключи, я могла бы попытаться повести грузовик сама, хоть и не отличала газа от тормоза. Все магазины уже закрылись, и негде было попроситься позвонить по телефону, а углядев на другой стороне улицы таксофон, я вспомнила, что у меня нет при себе ни одной монетки. Тогда я выбралась из кабины и пошла пешком.

Через полчаса, добравшись до розового дома, в удлинившихся тенях от кустов гортензии я увидела Августу, Джун, Розалин, Нила и Клейтона Форреста. Ропот их голосов всплывал вверх в меркнущем свете. Я услышала имя Зака. Услышала, как мистер Форрест произнес слово «тюрьма». Я догадалась, что Зак позвонил ему, использовав свое право на один звонок, и он приехал сюда, чтобы сообщить новости.

Перейти на страницу:

Все книги серии Best Book Awards. 100 книг, которые вошли в историю

Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим
Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим

В XIX веке в барракунах, в помещениях с совершенно нечеловеческими условиями, содержали рабов. Позже так стали называть и самих невольников. Одним из таких был Коссола, но настоящее имя его Куджо Льюис. Его вывезли из Африки на корабле «Клотильда» через пятьдесят лет после введения запрета на трансатлантическую работорговлю.В 1927 году Зора Нил Херстон взяла интервью у восьмидесятишестилетнего Куджо Льюиса. Из миллионов мужчин, женщин и детей, перевезенных из Африки в Америку рабами, Куджо был единственным живым свидетелем мучительной переправы за океан, ужасов работорговли и долгожданного обретения свободы.Куджо вспоминает свой африканский дом и колоритный уклад деревенской жизни, и в каждой фразе звучит яркий, сильный и самобытный голос человека, который родился свободным, а стал известен как последний раб в США.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Зора Нил Херстон

Публицистика

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези