Тайная жизнь пчел

Нил стоял рядом с Джун, и я как-то сразу поняла, что все эти «не смей возвращаться» и «ты эгоистичная стерва», которыми они швырялись друг в друга, были не всерьез. Я, никем не замеченная, побрела в их сторону. Кто-то из соседей жег скошенную траву. Все небо пропахло подкисшей зеленью, над головой плясали унесенные ветром частички пепла.

Подойдя к ним сзади, я позвала:

– Августа…

Она обернулась и порывисто привлекла меня к себе:

– Слава богу! Вот и ты! Я уж собиралась ехать искать тебя.

Я рассказала им о случившемся, пока мы шли к дому. Августа не убирала руку с моей талии, словно боялась, что я вот-вот грохнусь в обморок, но на самом деле никогда еще я не ощущала все более полно, чем в тот момент. Все было четким: синева теней, их очертания на доме, напоминавшие недобрых животных – крокодила, медведя гризли, запах алка-зельцера, витавший вокруг головы Клейтона Форреста, седина в его волосах, тяжесть беспокойства, повисшая путами вокруг наших щиколоток. Из-за нее мы едва двигались.

Мы расселись на деревянных стульях вокруг кухонного стола, все, кроме Розалин, которая разлила по стаканам чай и выставила на стол блюдо сэндвичей с сыром пименто, как будто кто-то стал бы их есть. Волосы Розалин были заплетены в идеально ровные косички-валики – наверное, Мэй причесала ее после ужина.

– Кстати, что там насчет залога? – спросила Августа.

Клейтон откашлялся:

– Судья Монро уехал из города в отпуск, так что никого не удастся вызволить до следующей среды. Похоже, так.

Нил встал и подошел к окну. Его затылок был выстрижен идеальным квадратом. Я постаралась сосредоточиться на этом квадрате, чтобы не сорваться в истерику. До следующей среды было еще пять дней. Целых пять дней.

– Ну, так что, с ним все в порядке? – спросила Джун. – Его не побили, нет?

– Меня пустили к нему всего на минуту, – ответил Клейтон. – Но у него, похоже, все хорошо.

Снаружи на дом наплывало ночное небо. Я остро осознавала его, осознавала слова Клейтона – с ним, похоже, все хорошо, – словно все мы понимали, что ничего подобного, но готовы были делать вид, что так и есть.

Августа прикрыла глаза, пальцами разглаживая кожу на лбу. Я видела, что ее глаза покрыла тоненькая пленочка – предвестник слез. Глядя на ее глаза, я видела внутри них огонь. Это был огонь домашнего очага, на который можно положиться, к которому можно подсесть и согреться, когда тебе холодно, или приготовить на нем пищу, которая заполнит пустоту внутри. Мне казалось, все мы плывем по течению в этом мире и все, что у нас есть – этот влажный огонь в глазах Августы. Но его было достаточно.

Розалин взглянула на меня, и я прочла ее мысли. Вот только не надо никаких гениальных идей насчет Зака, хоть ты и вытащила меня из тюрьмы. Теперь я понимала, как люди становятся профессиональными преступниками. Первое преступление дается труднее всего. А после него ты думаешь: Ну, будет еще одно, ну и что? Еще пара лет в тюряге. Большое дело!

– Что вы предпримете? – спросила Розалин, встав возле Клейтона, глядя на него сверху вниз. Ее груди покоились на животе, кулаки она уперла в бока. Вид у нее был такой, словно она хотела, чтобы мы все набрали полные рты табаку, поехали в Тибурон и заплевали там всем ботинки.

Было ясно, что в Розалин тоже горит пламя. Не пламя домашнего очага, как у Августы, а то, что при необходимости сожжет дом дотла, чтобы вычистить из него весь сор и хаос. Розалин напомнила мне статую Мадонны в «зале», и я подумала: Если Августа – это красное сердце на груди Марии, то Розалин – ее кулак.

– Я приложу все усилия, чтобы его освободить, – сказал Клейтон. – Но, боюсь, ему придется еще на какое-то время остаться там.

Я сунула руку в карман и нащупала образок черной Марии, вспоминая все, что планировала рассказать Августе о своей матери. Но как я могла сделать это теперь, когда с Заком случилось такое ужасное несчастье? Всему, что я хотела сказать, придется подождать, а мне – вернуться в то же подвешенное взволнованное состояние, в котором я была прежде.

– Я не вижу причин говорить об этом Мэй, – сказала Джун. – Это ее доконает. Вы же знаете, как она обожает этого мальчишку.

Все мы как один повернулись к Августе.

– Ты права, – вздохнула она. – Для Мэй это было бы чересчур.

– А где она? – спросила я.

– В постели, спит, – сказала Розалин. – Уработалась.

Я вспомнила, как видела Мэй днем, у стены, куда она притащила тележку камней. Достраивала стену. Как чувствовала, что потребуется прибавление.