Тайная жизнь пчел

Я пересекла кухню и присела к столу. Тени дня, шедшего к закату, толкаясь, лезли в дом. Оттенок у них был персиковый, они то бледнели, то наливались цветом, и в кухне царила абсолютная тишина. Даже холодильник, и тот замолк. Мэй вновь занялась своим делом. Казалось, она и вовсе забыла о том, что я там сижу.

Моя мать могла узнать об этом трюке из какой-нибудь книги, может быть, от собственной матери. Откуда мне знать, может быть, вообще все домохозяйки пользуются этим конкретным методом избавления от тараканов? Я поднялась и подошла к Мэй. Под коленками зарождалась дрожь. Я положила руку ей на плечо. Ладно, подумала я, вот сейчас. И спросила:

– Мэй, ты когда-нибудь была знакома с Деборой? Деборой Фонтанель? Белой женщиной из Виргинии? Ну, когда-то давным-давно?

Мэй была созданием совершенно бесхитростным, и можно было смело рассчитывать на то, что она не станет слишком долго обдумывать свой ответ. Она не подняла глаз, не задумалась, просто сказала:

– О да, Дебора Фонтанель! Она жила тут, в медовом доме. Милейшее существо!

Вот так. Вот оно все и случилось.

У меня на миг закружилась голова. Пришлось схватиться за столешницу, чтобы не упасть. Дорожка из крошек и маршмеллоу на полу, показалось мне, ожила и шевельнулась.

У меня в голове роился миллион вопросов, но Мэй уже начала напевать «О, Сюзанна!». Она отставила в сторону коробку с печеньем и медленно поднялась, начиная шмыгать носом. Что-то при упоминании о Деборе Фонтанель ее расстроило.

– Пойду-ка я постою немного у стены, – сказала она. И оставила меня на кухне, разгоряченную, почти бездыханную, с уходящей из-под ног землей.

Возвращаясь к медовому дому, я старалась сосредоточиться на соприкосновении своих ног со спекшейся землей подъездной дорожки, с оголенными древесными корнями, с недавно политой травой, на ощущении подо мной земли – надежной, живой, древней, неизменно оказывавшейся как раз там, куда опускалась нога. Там, и там, и там – всегда там. Как и подобает матери.

О да, Дебора Фонтанель. Она жила тут, в медовом доме. Милейшее существо.

В медовом доме я села на топчан, подтянув колени к груди, обняв их руками, так что получилась полочка, на которую можно было пристроить голову. Я смотрела на пол и стены новым взглядом. Моя мать ходила по этому дому. Настоящий человек. Не персонаж, которого я придумала, а настоящий живой, дышащий человек.

Меньше всего я ожидала, что усну, но в состоянии шока единственное, чего хочет тело – это уснуть и видеть сны.

Я проснулась примерно час спустя в том бархатном пространстве, где еще не вспоминаешь о том, что спала. А потом внезапно все случившееся нахлынуло на меня.

Я сооружаю спиралевидную дорожку из меда через всю комнату, которая кажется то внутренним помещением медового дома, то моей спальней в Сильване. Я начинаю ее у двери, которой никогда прежде не видела, и заканчиваю у изножья своей кровати. Потом сажусь на матрац и жду. Дверь открывается. Входит моя мать. Она идет по медовым извивам, рисуя повороты и петли по комнате, пока не добирается до моей кровати. Она улыбается, такая красивая, но потом я вижу, что она – не обычный человек. Тараканьи ножки высовываются из ее одежды, торчат из ее грудной клетки, из туловища; их шесть, по три с каждой стороны.

Я не могла даже представить, кто засел у меня в голове и придумал все это. Воздух приобрел сумеречно-розовый оттенок и стал прохладнее – настолько, чтобы захотелось укрыться. Я натянула одеяло на ноги. В животе было муторно, словно вот-вот вырвет.

Если бы я сию секунду сказала вам, что никогда не задумывалась об этом сне, никогда не закрывала глаза и не представляла мать с тараканьими лапами, никогда не гадала, почему она явилась мне такой, с вылезшей наружу худшей частью ее натуры, то вернулась бы к своей старой привычке лгать по любому поводу. Таракан – существо, которое никто не способен любить, но истребить его нельзя. Он будет возвращаться снова, и снова, и снова. Вот попробуйте от него избавиться!