Тайная жизнь пчел

Мы с Розалин двинулись по пятам за ней в одной связке, настолько тесной, что, наверное, казались ночным созданиям одним большим существом о шести ногах. Неожиданно для меня самой молитва, которую мы читали после ужина каждый вечер, перебирая четки, непроизвольно зазвучала в каких-то дальних закоулках моего сознания. Я отчетливо слышала каждое слово. Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.

Только когда Августа сказала: «Правильно, Лили, нам всем следует помолиться», – до меня дошло, что я повторяла эти слова вслух. Я сама не могла понять, была ли то действительно молитва или просто способ загнать поглубже страх. Августа начала проговаривать ее вместе со мной, а потом с нами стала повторять и Розалин. Мы шли вдоль реки, и слова ее летели за нами, словно ленты в ночи.

Вернулась Джун, держа в руке еще один фонарь, который отыскала где-то в доме. Пока она пробиралась через лес, перед ней подрагивала лужица света.

– Сюда, – окликнула ее Августа, нацеливая луч своего фонаря в просвет между деревьями.

Мы дождались, пока Джун выйдет на берег.

– Полиция уже едет, – сказала она.

Полиция едет. Я посмотрела на Розалин, на опустившиеся уголки ее рта. Полицейские не узнали меня в тот день, когда я приезжала в тюрьму; я надеялась, что и с Розалин им не повезет.

Джун выкрикнула имя Мэй и спустилась на берег реки, во тьму. Розалин последовала за ней. Но Августа теперь шла медленно, осторожно. Я держалась за ее спиной, ступая почти след в след, все быстрее и быстрее повторяя про себя «Радуйся, Мария».

Вдруг Августа встала как вкопанная. Я тоже остановилась. Песни ночной птицы больше не было слышно.

Я смотрела на Августу, не отводя глаз. Она стояла, напряженная, настороженная, глядя вниз, на берег. На что-то, чего я не видела.

– Джун, – позвала она незнакомым, ломким голосом, но Джун и Розалин ушли дальше по берегу и не слышали ее. Слышала только я.

Воздух казался густым и наэлектризованным, слишком плотным для дыхания. Я ступила вперед, встала рядом с Августой, касаясь локтем ее руки, нуждаясь в ощущении ее веса рядом; там лежал фонарик Мэй, выключенный, на мокрой земле.

Теперь мне кажется странным, что мы стояли там еще целую минуту; я ждала, что Августа что-нибудь скажет, но она молчала, просто стояла, вбирая в себя этот последний миг. Поднялся ветер, рассыпая звуки по древесным кронам, с размаху врезаясь в наши лица, как жар из открытой духовки, как нежданные адские вихри. Августа посмотрела на меня, потом направила луч своего фонаря в воду.

Свет мазнул по поверхности, породив вереницу чернильно-золотых сполохов, а потом резко замер. Мэй лежала в реке, чуть ниже поверхности. Ее глаза были широко раскрыты и не мигали, а подол платья вздувался и покачивался в струях течения.

Звук сорвался с губ Августы, тихий стон.

Я судорожно схватилась за ее руку, но она высвободилась, отбросила в сторону фонарик и вошла в воду.

Я поплюхала за ней. Вода, бежавшая вокруг ног, выбила меня из равновесия, заставив упасть на осклизлое дно. Я попыталась вцепиться в юбку Августы, но промахнулась. Отфыркиваясь, встала.

Когда я кое-как добралась до Августы, она стояла и смотрела на свою младшую сестру.

– Джун! – выкрикнула она. – Джу-ун!

Мэй лежала в воде на глубине двух футов[28], а на груди ее покоился огромный речной валун. Он придавливал ее тело, удерживая на дне. Глядя на нее, я подумала: Она сейчас встанет. Августа откатит камень, и Мэй поднимется, хватая воздух, и мы вернемся в дом и обсушим ее. Мне хотелось протянуть руку и коснуться Мэй, легонько встряхнуть за плечо. Не могла она вот так вот умереть здесь, в реке. Это же невозможно.

Единственным, что не погрузилось полностью, были ее руки. Они парили на воде, ее ладони, маленькие чаши с неровными краями, покачивавшиеся на поверхности, и вода сплеталась и расплеталась вокруг ее пальцев. Даже сейчас меня заставляет просыпаться по ночам именно это – не глаза Мэй, открытые и невидящие, не камень, лежащий на ней, точно могильная плита. Ее руки.

Джун прибежала по воде, расплескивая ее во все стороны. Добежав до Мэй, она встала рядом с Августой, тяжело дыша, с бессильно повисшими вдоль тела руками.

– О, Мэй, – прошептала она и отвернулась, зажмурившись.

Глянув в сторону берега, я увидела Розалин, стоявшую по щиколотку в воде, дрожавшую всем телом.